ДИАЛЕКТИКА ЛОКАЛЬНОЙ И ГЛОБАЛЬНОЙ КОММУНИКАЦИИ В КУЛЬТУРНОМ ПРОСТРАНСТВЕ

УДК 130.2

В. А. Сидоренко

Проблема коммуникации как основного фактора формирования культурного опыта человека была и остается одной из важнейших для философской антропологии. Сегодня вопрос коммуникации и ее функционирования приобретает все большую остроту с учетом растущей скорости изменений в социокультурном окружении человека ХХІ века. Одной из сложностей, вставших перед человечеством в постиндустриальную эпоху, стало стремительное увеличение объемов производства нематериальных ценностей, в первую очередь информации. Лавинообразный характер увеличения объема информации на современном этапе требует соответствующих трансформаций коммуникативных атрибутов культурного пространства. Стремительное изменение информационной среды создает беспрецедентную в истории человечества нагрузку на коммуникативные системы участников цивилизационного процесса – как отдельных индивидов, так и социальных групп и общностей.

На протяжении всей истории антропогенеза культурное пространство и коммуникация в его рамках носили локальный характер вследствие ограниченности механизмов построения глобальных коммуникативных связей. Обоснование антропосферного уровня организации информации и его коммуникативных аспектов было дано в первой четверти ХХ века Э. Дюркгеймом. В своей работе «Элементарные формы религиозной жизни» Дюркгейм описывал общество как форму организации, способную к более эффективному существованию, нежели сумма составляющих его индивидов, вследствие превосходства как в пространственном, так и во временном протяжении, обеспечиваемого коммуникативными механизмами [2]. Философское осмысление данной проблематики затронуло не только научные, но и литературные круги. Так, Г. Уэллс в своем произведении «Всемирный мозг» писал: «В настоящее время не существует никаких практических препятствий для создания полноценного каталога всех человеческих знаний, идей и достижений, а именно для создания полной всепланетной памяти всего человечества» [12, c. 98]. В качестве предтечи концепции коммуникативного единства культурного пространства можно рассматривать и панпсихизм, восходящий к объективному идеализму Платона, а позднее получивший развитие в теориях Г. В. Лейбница, Г. Т. Фехнера и К. Г. Юнга.

Благодаря своей знаковой природе культура передает социальный опыт как по вертикали (от поколения к поколению), так и по горизонтали (информационный взаимообмен между отдельными индивидами и культурными группами в рамках одного временного периода). Горизонтальный способ накопления информации, также называемый ненаследственным [3, c. 125], значительно ускорил социально-информационные процессы по сравнению с биологическими, обеспечив не только диахронные, но и синхронные механизмы эволюции. В диахронном аспекте коммуникация обеспечивает индуктивное накопление общечеловеческого знания и его фильтрацию, в то время как ее синхронный аспект объединяет ныне существующее человечество в единый сверхорганизм, одновременно являясь его социальной памятью и включая в себя ряд механизмов обработки передаваемой информации.

Результатом коммуникативных трансформаций ХХІ века стала необходимость переосмысления понятия информационной локальности как диалектического противовеса глобализации антропосферы. Ввиду чрезвычайной динамичности развития данной системы многие ее закономерности и свойства остаются вне зоны внимания современной философской антропологии.

Целью настоящей статьи является анализ коммуникационных процессов, обеспечивающих целостность культурного пространства без потери индивидуальности и уникальности его составляющих.

В качестве одной из основных тенденций современного развития теории культурной коммуникации следует назвать стирание национальных границ и ослабление конкуренции идей, поставляемых различными культурными группами. Если в доглобализационные периоды поставляемая в антропосферу информация вынужденно проходила через сито жесточайшей конкуренции с коллективным опытом других групп, то на современном этапе подобная конкуренция постепенно уменьшается вследствие сравнивающихся возможностей доступа к общечеловеческому массиву знаний. В результате такой «информационной эмансипации» схожие задачи решаются человечеством одним и тем же образом вместо диверсификации исследований. Например, если в древние эпохи задачу фиксации знаний различные культурные группы решали по-разному (иероглифы, пиктография, узелковое письмо и т. п.), то в наше время нет необходимости поиска альтернативных решений – доступ к уже имеющимся стал гораздо проще. Данная тенденция высвобождает значительную долю ресурсов для решения других задач, однако ухудшает качество получаемых данных, поскольку их не с чем сравнить – параллельные исследования не ведутся ввиду отсутствия необходимости в них. Существуй такая высокая скорость и эффективность взаимодействия с антропосферой в древние века – и человечество могло бы остаться без большинства языков, религий и других культурных различий, появлявшихся вследствие параллельного решения сходных задач.

Распространение доминирующих антропосферных идей Дж. Ритцер назвал «макдональдизацией» [10, c. 14]. Данный термин характеризует инструментальную рациональность распространения культурного знания, подчеркивая его направленность на простоту, стандартизацию, универсализм, но в то же время примитивизм, безальтернативность и безынициативность. В результате этих процессов в культуре появляются (по определению Ритцера) «макуниверситеты», «макцеркви», «макграждане» и, как итог, «макмир», заменяя культурно значимые социальные институты паттернами, наработанными алгоритмами решения задач. В качестве примера такой макдональдизации можно привести переход университетов на стандарты болонской системы – вместо уникальных фундаментальных знаний студентам прививаются навыки выполнения тестовых заданий, стандартных и недифференцируемых относительно уровня знаний и личных особенностей конкретного учащегося. В результате одной из основных проблем такого макобщества становится проблема культурной идентичности и сопротивления универсализации, которая проявляется в расцвете различных фундаменталистских, сектантских и прочих протестных институтов, реализующих принцип равенства сил, влияющих на развитие общества, и сил, противодействующих такому воздействию.

Поиск новой культурной идентичности вместо вытесняемой глобальными идеями приводит к формированию новых транслокальных, трансэтничных и трансклассовых идентичностей. Принимая во внимание данный феномен, исследователи закономерно задаются вопросом исчезновения локальных культур и замены их единой глобальной культурой. Реально ли приведение всего объема человеческого знания к единым стандартам с равноправным доступом к информации для представителей различных культурных групп? Многие антропологи, социологи, культурологи (И. Валлерстайн, М. Элброу, Э. Кинг и др.) дают положительный ответ на этот вопрос. Однако история развития человечества показывает, что культурные различия индивидов и групп, обеспечивающие информационную конкуренцию, не исчезали в условиях доминирования более мощной культуры. Еще более острой такая конкуренция должна стать в постиндустриальную эпоху с ее девизом «Владеющий информацией владеет миром», что делает перспективы культурной глобализации не столь однозначными.

Говоря о формировании глобального культурного пространства, необходимо остановиться на двух различных теориях его обусловленности  (англ. «background»). Сторонниками первой теории являются такие ученые, как Р. Робертсон, М. Фезерстоун, С. Леш и др., рассматривающие антропосферу как очередной шаг в естественном процессе эволюции человечества [5; 11]. Согласно этой теории, на протяжении всей истории своего развития человечество взаимодействовало с антропосферой, и современный глобальный ее этап является логичным следствием накопления объемов информации. При таком подходе появляется возможность обращения к опыту прошедших поколений при возникновении различных кризисов для их успешного разрешения, а детерминирующая роль отводится человеческому сознанию, а не технологическим достижениям. Основой культурного пространства в этом случае выступает простая индуктивная сумма знаний, логическим образом обобщенная и структурированная, свойственная человечеству на любом из этапов эволюции, а не только на современном. В данном контексте важную роль играет аксиологический дискурс: по мнению Р. Робертсона, глобальная человеческая эволюция несет в себе общие человеческие ценности, в то время как индивидуальные либо этнические ценностные системы являются лишь частными случаями общечеловеческих ориентаций.

Вторая теория (П. Бергер, Т. Лукман, С. Хантингтон) трактует антропосферу как феномен социальной реальности [1; 8] со всеми вытекающими из этого факта параметрами: хронологической ограниченностью, историко-социальными предпосылками, категориями носителей, уровнями развития («высоким» для избранных и «низким» для массового сознания). В качестве основных характеристик современного этапа развития антропосферы Бергер и Хантингтон выделяют гибридизацию, альтернативную глобализацию и субглобализацию. Гибридизация представляет собой универсализацию культурного опыта, наработанного отдельными локальными культурами с целью приведения его к общим непротиворечивым категориям. В случае конфликта культурной информации различных генеалогий антропосферный уровень ее организации снимает противоречие, руководствуясь рейтинговостью кластеров: при столкновении фрагментов с кардинальной рейтинговой дифференциацией выбор делается в пользу более рейтингового кластера с полным либо частичным игнорированием менее рейтингового, а при относительном равенстве фрагментов могут закрепляться оба в качестве альтернативных решений. Последний вариант приводит к альтернативной культурной глобализации, при которой значительные информационные массивы могут изолироваться, функционируя как замкнутые системы, дублирующие друг друга и функционирующие параллельно до приобретения достаточной рейтинговости для доминирования и включения в культурное пространство в качестве основного кластера.

При анализе структурных компонентов антропосферы неизбежно возникает вопрос о степени эклектичности системы в целом. Сторонники подхода к культурному пространству как к паззлу, составленному из национальных культур (Э. Д. Смит, А. Аппадурай [6; 7; 9]), настаивают на возникновении антропосферы лишь в постиндустриальную эпоху как позитивной альтернативы разрозненным локальным культурам. При этом антропосфера приобретает интенциональный характер, становясь вторичным продуктом национальных идеологических конструкций, поскольку большинство идентифицирующих параметров локальных культур (язык, религия, традиции) носят идеологический характер. Укореняясь в коллективном опыте культуры, идеологемы становятся неотрывной частью культурного пространства, теряя свой элитарный генезис и становясь общепринятыми и общедоступными для всех представителей группы. По мнению Смита, антропосфера служит для продвижения мировоззренческих установок доминирующей на определенном историческом этапе культуры, каковой в постиндустриальную эпоху он считает англо-американскую.

В качестве возражения теории Смита и Аппадурая следует отметить, что разделение культур на доминирующие и субкультуры имеет те же недостатки, что и классификация по национальному и этническому признакам: доминирующая культура при всей её развитости не может претендовать на функционирование в роли антропосферы. Даже если теоретически допустить тотальное превосходство одной культурной системы над другими на определенном историческом отрезке, субкультурный коллективный опыт может генерировать более удачные решения возникающих задач, вытесняя менее эффективные фрагменты доминирующей культуры, таким образом возвращаясь к концепции культурного пространства как набора наиболее рейтинговых схем, не зависящего от их происхождения. Эклектичность такой системы имеет четкие рамки, обеспечивающие естественный отбор информации, актуальной для конкретной социально-исторической практики.

В качестве противопоставления эклектичности культурного пространства А. Аппадурай вводит понятие «скейп» («scape»). Скейп представляет собой один из компонентов антропосферы, характеризующий одно из пяти измерений её функционирования. В соответствии с каждым из этих измерений Аппадурай выделяет этнический, технологический, финансовый, идеологический и медийный скейпы. Этноскейп определяет идентичность антропосферы, как бы парадоксально это ни звучало, учитывая тот факт, что антропосфера существует в единственном экземпляре. Однако набор характеристик, свойственный локальным культурам и служащий для их идентификации, присутствует и у антропосферы. С точки зрения этноскейпа антропосфера – это та же локальная культура, только большего объёма. Техноскейп характеризует уровень технологического развития глобальной культуры и влияние технических систем на накопление культурного опыта. Выделяемый в отдельную категорию финансскейп в целом схож с техноскейпом, но вместо движения технологий во главу угла ставит движение капитала и его участие в решении встающих перед человечеством проблем. Идеоскейп отвечает за идеологическое наполнение культурного пространства, за идеи, служащие для объединения индивидов в единое информационное поле и направляющие их по единому вектору культурного развития. Наконец, медиаскейп предназначен для коммуникации участников информационного обмена и наиболее эффективного донесения культурного опыта от этих участников и к ним.

Формирование этноскейпа в значительной мере обусловлено экстерриториальностью глобального культурного пространства. В данном аспекте значительный интерес представляет конкурентная борьба локальных культур за место в нем. Так, религиозная конкуренция по законам антропосферы должна привести к единой религиозной системе, представляющей собой либо одну из существующих религий после занятия доминирующей позиции, либо появление новой мировой религии, объединяющей наиболее прогрессивные наработки всех существующих сейчас. Те же процессы возможны и в лингвистической, и в других сферах функционирования культуры, что должно привести к появлению новой глобальной идентичности.

Наличие и функционирование антропосферы как информационной нематериальной системы оспаривалось в рамках «гипотезы Геи», трактующей весь земной шар как единый сверхорганизм. Данный сверхорганизм строится на принципе взаимодействия материальных (органических и неорганических) систем, обеспечивая существование жизни на планете [4, c. 25]. На базе «гипотезы Геи» возникла даже отдельная отрасль науки, названная геофизиологией. Однако при таком подходе остается нераскрытым телеологический аспект функционирования антропосферы: ведет ли материально-информационный симбиоз к достижению какой-либо конкретной цели? Планета как единый суперорганизм способна поддерживать жизнь, но если предположить обеспечение условий системы единственной целью ее существования, то причинно-следственная связь зацикливается. В случае же антропосферы задачей является не самообеспечение, а прогресс системы, что обусловливает дальнейшие перспективы ее развития.

Изучение глобальных процессов в абиотической природе нашей планеты позволяет очертить информационные контуры человеческой эволюции. Глобальное развитие антропосферы происходило в отрытых системах, позволявших обмениваться энергией, веществом и информацией с внешним миром. Следовательно, эволюционный скачок человечества имеет глубокие информационные причины и природу. При продвижении по исторической супермагистрали – линии, которая отображает переход от менее организованного общества к более продвинутой и развитой системе, – происходил все более интенсивный обмен культурной информацией. Коммуникация как способ накопления информации оказывала и продолжает оказывать существенное влияние на скорость социальной эволюции, ускоряя социально-информационные процессы по отношению к процессам информационно-биологическим.

Данный процесс имеет и оборотную сторону – отставание биологических процессов от социальных привело человечество к целому ряду кризисов (экологическому, здравоохранительному, моральному и др.). Решением подобного дисбаланса является концепция устойчивого развития – координация научно-технического, экономического, институционального и личностного развития во избежание слишком резкого перевеса одного аспекта над другими. Главным достоинством такого подхода является его ориентированность на будущее, и именно глобализация (и антропосфера как ее информационная составляющая) впервые в истории дает человечеству возможность реализации столь масштабного проекта, в который вовлекается не отдельная нация или государство, а все население планеты.

Таким образом, локальность культуры сводится не к географически или этнически обособленным группам людей, а к отдельным индивидам и группам, участвующим в информационном обмене с глобальным культурным пространством независимо от физического местонахождения. С учетом интенсификации миграционных процессов и стирания граней между традиционными локальными культурами в современном мире участники культурного обмена становятся в большей степени информационными и идеальными сущностями, чем физическими и материальными. В результате роль локальных субъектов такого обмена, как индивидуальных, так и групповых, сводится к получению ситуативно необходимой информации из антропосферы и обратной поставке наработанных решений и практик, а роль антропосферы состоит в их систематизации, фильтрации и трансформации в наиболее удобные для применения другими локальными субъектами формы.

ЛИТЕРАТУРА

  1. Бергер, П. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. / П. Бергер, Т. Лукман ; пер. Е. Д. Руткевич. – М. : Медиум, 1995. – 323 с.
  2. Дюркгейм, Э. Элементарные формы религиозной жизни / Э. Дюркгейм // Мистика. Религия. Наука. Классики мирового религиоведения. Антология. – М. : Наука, 1998. – 485 с.
  3. Жидков, В. С. Искусство и общество / В. С. Жидков, К. Б. Соколов – СПб. : Алетейя, 2005. – 592 с.
  4. Остроумов, С. А. Поиск подходов к решению проблемы глобальных изменений: элементы теории биотическо-экосистемного механизма регуляции и стабилизации параметров биосферы, геохимической и геологической среды // Вестник Московского университета. Серия 16. Биология. – 2005. – № – С. 24–33.
  5. Робертсон, Р. Глобальнi модерностi / Р. Робертсон, М. Фезерстоун, С. Леш ; пер. з англ. Т.Цимбала. – К. : Нiка-Центр, 2008. – 407 с.
  6. Сміт, Е. Нації та націоналізм у глобальну епоху / Е. Сміт ; пер. з англ. М. Климчука і Т. Цимбала. – К. : Ніка-Центр, 2006. – 320 с.
  7. Смит, Э. Д. Национализм и модернизм. Критический обзор современных теорий наций и национализма Э. Д. Смит. – М. : Праксис, 2004. – 464 с.
  8. Хантингтон, С.Столкновение цивилизаций / С. Хантингтон ; пер. с англ. Ю. Новикова. – М. : АСТ, 2003. – 608 c.
  9. Appadurai, A. Modernity at Large: Cultural Dimensions of Globalization / А. Appadurai. – Minneapolis, 1996. – 229 p.
  10. Ritzer, G. The Globalization of Nothing / G. Ritzer. – Thousand Oaks, CA: Pine Forge, 2004. – 249 p.
  11. Robertson, R. Globality and modernity / R. Robertson, K. M.  – London: Sage Publications, 2012. – 250 p.
  12. Wells H. G. World brain / H. G. Wells. – Ann Arbor: Adamantine Press, 2004. – 185 p.

Сидоренко В. А. Диалектика локальной и глобальной коммуникации в культурном пространстве

В статье рассматривается проблема информационного взаимодействия локальных субъектов культурного пространства с глобальной антропосферой. Анализируется степень эклектичности культурного пространства, предлагаются механизмы ее снижения.

Ключевые слова: глобализация, антропосфера, информационная идентичность, коммуникация.

 

Sidorenko V. A. Dialectic of Local and Global Communication in the Culture Space

The article discusses a problem of local cultural space subjects’ interaction with the global anthroposphere. The degree of eclecticism in the cultural space is analyzed, and mechanisms for its reduction are suggested.

Key words: globalization, anthroposphere, information identity, communication.