УДК 130.2+7.01.78.1
В. В. Петрик
Актуальность темы исследования определяется интересом к инструментальной культуре языческих времен, в которой скрещивание магических и ритуальных традиций создавало возможность использования древнего музыкального инструментализма.
Объектом рассмотрения являются разнообразные виды музыкального народного инструментализма, предметом – обобщение новых сведений об использовании музыкального инструментализма в разных культурах.
Цель исследования – определение взаимовлияния магических и фольклорных факторов в древней инструментальной культуре.
Конкретными задачами работы выступают:
1) определение и систематизация инструментов, использующихся в народном исполнительстве;
2) формирование конкретных условий перехода фольклорной культуры через магические и ритуальные действа в народное творчество.
Методологической основой исследования является интонационный подход школы Б. Асафьева, с опорой на работы Л. Лебедева, Т. Беловой, Г. Бедненько, Б. Рыбакова, Г. Хоткевича и др.
Научная новизна заключается в выявлении разнообразных элементов музыкального народного инструментализма как основы народного творчества.
Материалы исследования могут использоваться преподавателями и студентами вузов культуры и искусств.
Племена и народы, заселяющие мир уже с давних доисторических времен, общались между собой. Формы такого общения были разными, это могли быть торговля, браки и войны. В процессе обмена знаниями и культурными достижениями совершенствовались средства производства, оружие, музыкальные инструменты. Однако влияние этих изменений на саму музыку было незначительным, поскольку она как выражение внутреннего мира человека имеет мало общего с изменениями как во внешней жизни, так и в цивилизации в целом. Силы созидания как таковые в процессе творчества обнаруживают тенденцию постоянства, которое доказывает, что в самом процессе творчества содержание ценностей остается одинаковым. Изменяются явления внешнего мира, но сам человек как духовная единица остается человеком одинаково умным, одинаково талантливым и одинаково изобретательным. Музыка, являясь одним из постоянных факторов культуры, настолько устойчива, что многие народы до настоящего времени остаются верными архаическим музыкальным моделям. Музыка подобна человечеству, осознающему смысл настоящего лишь по истечении значительного срока. Но проходит время, и она изменяет свой художественный строй, то медленнее, то быстрее следуя за духовными ориентирами эпохи.
В языческой Руси верования и обрядовость играли большую роль, это обусловливалось анимистическим миропониманием, природа и ее стихии не только оживлялись, но и боготворились человеком [22, с. 9]. Еще в ХVІІІ веке в Пскове помнили поговорку: «Войди в Ипатис, да в нем и топись. Бога забыл, в землю кланялся, а на воду лился». Гипатис – греческое название реки Буга, народное название «Бог-река» сохранилась до конца ХVІІ века. У язычников реки были в большом почете, святилища богам воды были распространены в разных местах по берегам священных озер и источников, где собирался народ для исполнения священных обрядов [21, с. 14–16]. Позже церковь, истребляя язычество – поганство на Руси, часто упоминала о почитании колодцев, рек, озер, вообще воды, деревьев и рощ, о вере в водяных, русалок, домовых, лесовиков и т. п. [4, c. 23]. Цитируемая выше поговорка – «в землю кланялся» и «на воду лился» – ясно указывает на идею ее зарождения. Чары музыкальных инструментов каменного века как бы выражали плодородную землю и оплодотворяющую воду. «Дунай» часто вспоминается в народных песнях: это не географическое определение, а символ воды, как и выражение «мать сыра земля» – это концепция той же древней категории верований.
Арабский писатель Абу-Али Ахмед Бен Омар Ибн-Даста называл славян солнцепоклонниками. В городе Арконе, на острове Рюген, в те времена заселенном прибалтийскими славянами, было капище Святовита – одного из главных божеств славянской мифологии. Он был богом солнца и имел много имен: Велес, Волос, Даждьбог, Радегаст, Сварожич, Святовит, Яровид, Ярило. Ярило связывался с представлениями о яростном солнце, а иногда с плодородной энергией земли, и в этом случае он воплощался в фаллических изображениях. Перун – Сварожич – сын бога неба Сварога. У руссов было представление о небе как о прабоге – «отце» всех богов. Эти представления прослеживаются и в индийских верованиях. Имя Сварог происходит от санскритского svarga – «небо». Славянский бог Даждьбог – общеизвестный Сварожич, сын Сварога, широко почитался вместе с Перуном. Дажьбог или Даждьбог – божество солнечного света, как свидетельствует его название, податель всевозможных благ, особенно хлеборобам, которыми были славяне. Однако Дажьбог – это не солнце, богом солнца был Хорс – божество иранского происхождения. Очень уважаемым идолом был Волос или Велес, который стоял задолго до ІХ века в Киеве на Подоле, вблизи местных кладбищ и тех мест, где торговали скотом. Это отвечает летописному свидетельству о Велесе как о «скотном боге» [3, c. 22, 23]. Современными исследованиями установлены сложные взаимосвязи почитания Волоса-Велеса старинными медвежьими культами. Еще в ХІХ веке отрубленную медвежью лапу, вывешенную во дворе дома, называли «скотьим богом». Академик Б. А. Рыбаков название «Волос» выводит из слова «мохнатый», «волосатый», откуда и возникает слово «волхв»; «волхвовать» – ворожить, нарядившись в медвежью шкуру или в вывернутый кожух. В то же время Волос связан с аграрными культами. До нашего времени в некоторых местах Беларуси сохранился обычай оставлять на собранном поле пучок колосков «Волосу на бороду» [18, с. 41].
В связи с вышесказанным следует привести сохранившиеся у современных западных македонцев и словаков, населяющих Татры, сказания о том, что огонь породил солнце, и луну, и звезды. Заметим, что хороводы и песни в ночь на Ивана Купалу с прыганием через разложенный костер связаны с древним обычаем очищения огнем, сохранившимся на территории России, Украины, Беларуси и у многих европейских народов до наших дней. Обычай южных славян, приуроченный к весеннему дню Святого Георгия, в некоторых местах отличается чисто дионисийскими чертами, а ночь Святого Ионы у горцев северной Албании – это торжество оплодотворения. В эту ночь забывают о строгости патриархальных законов, свойственных этой местности, мужчины прыгают через костры для символического сношения с огнем, который порождает и солнце, и луну, и звезды. Обычай дня Ивана Купалы сохранился без изменений в этой горной местности благодаря ее изолированности, но следы этого обычая еще находим во многих странах Европы и России, где они являются отзвуками древних верований [3, с. 14–15].
Остатками культа бога ветра Стрибога, который руководил ветрами, пригонявшими дождевые тучи, столь необходимые для земледелия, является припев одной из украинских песен: «Подуй, подуй, господи, духом святым по земле». У македонцев северного побережья Дейранского озера существует сказание, в котором говорится, что Стрибог создавал ветер носом и что именно ветер был его святым духом. А когда не было ветра, это значило, что божество играло на флейте, дуя в нее носом [1, с. 18, 19]. Виды носовой флейты распространены в Македонии и в наше время, а также в местностях Костромы и Суздаля. Необычное звукоизвлечение на флейте отражает ассоциации дыхания через нос с магическими и религиозными обрядами. В современной Македонии, а также Полинезии сохранились верования, что дыхание через нос имеет значительно больше магической силы, чем дыхание через рот. В этих верованиях и находится объяснение «святого духа» как в напеве украинской песни, так и в рассказах македонцев. Обычай, когда знахари затыкали нос тяжелобольным, происходит от стремления не давать душе возможности покидать тело. Браминам острова Бали предписывается, повернувшись лицом на восток, вдыхать воздух правой ноздрей, а выдыхать левой. Первое отверстие ноздри, обращенное на юг, определяется красным цветом – символом вечного дня, вечной жизни; вторая ноздря, обращенная на север, – черным цветом – символом вечной ночи, вечной смерти. Таким образом, дыхание человека магически связывается с вселенной [8, с. 122–123].
Европейские астрологи раннего Средневековья связывали понятия «красное», «кровь», «обрезание», «планета Марс», «юг» и «правая ноздря» в одно целое. Привычка прикрывать нос во время чихания и возглас «Будь здоров!» возникли в те далекие времена. В Ростове существует поговорка: «Не балуй носом – погубишь душу!», которая является доказательством стойкости элементов, связанных с концепцией души, «духа святого» и бога ветра Стрибога. Современные македонцы приписывают носовой флейте такие свойства, как особая выразительность и задушевность [Там же, с. 124].
Идолы в религиозном культе язычников славян были необходимой принадлежностью капища. Исследователь Л. Нидерле приводит слова вышеупомянутого Абу-Али Ахмеда Бен Омара Ибн-Даста, который свидетельствует, что напротив главного идола стоял другой в виде женщины. Таким образом, и в капищах, и в музыкальных инструментах отображается принцип парности [15, с. 405–406]. Необходимо отметить, что у язычников-славян идолы были не изображением богов, а их обиталищем. В Новгороде во время уничтожения идолов христианами, по словам летописца: «…в Перуне бес начат кричати: «Ох мне, ох!» и пловя вниз вверже палицу на мост…» В Арконе, когда идол упал на землю, «дух его выбежал в виде черной бестии» [13, с. 89]. «Повесть временных лет» отмечает: «…Начаше княжити Володимер в Киеве един и постави кумиры вне двора теремного: Перуна деревянны, а главу его серебряну, а ус злат, и Хорса, Дажьбога, и Стрибога, и Симерьгла, и Мокошь». [Там же, с. 42]. Идол Перуна стоял на холме еще до князя Игоря, и перед ним русичи клялись на верность договора с Византией в 945 году. Этот идол, возможно, был поставлен еще при Олеге, при заключении в 907 году договора с Византией под стенами Царь-града. Олег и его воины клялись «своим оружием и Перуном, их богом, и Волосом, богом скота. И приносили им жертвы, называли их богами, и приводили к ним своих сыновей и дочерей, а жертвы эти шли бесам и оскверняли землю жертвоприношениями своими. Осквернялась кровью земля Русская и холм этот» [Там же, с. 72–73].
В 990 году, по свидетельству Густинской летописи, Владимир разрушил идола Волоса в Ростове, несмотря на повсеместное крещение славян во многих местах были воздвигнуты новые, и население продолжало поклоняться старым богам. Вторичное разрушение нового идола Волоса в Ростове было совершено святым Авраамием в ХІІ веке [Там же, c. 123]. Но не только идолы, сделанные руками человека, считались обиталищем богов. Стихии природы и ее элементы – озера, реки, а также леса, отдельные деревья и кусты, горы, холмы и отдельные камни – все это или обоготворялось, или оживотворялось, или служило жилищем богам.
Христианская религия, введенная святым Владимиром, имела много сторонников. Языческая Русь восприняла только внешнюю форму, а не дух византийского благочестия. Еще во времена язычества появились виды восточного монашества, такие как затворники, пустынники, столпники. За ними шло множество последователей [5, с. 44]. Однако не следует забывать, что даже подвижники на момент крещения Руси были вчерашними язычниками. Сразу они не могли освободиться от старых представлений и часто полностью разделяли взгляды окружающей их мирской среды. Христианское понятие дьявола они отождествляли с языческими бесами. Бесы для них были древними богами, рассердившимися за измену прежней вере и решившими отомстить. Такого рода свидетельства были объединены и составили так называемый Печерский патерик, в котором записаны благочестивые легенды о жизни и подвигах первых христиан как наставление потомкам. «…Бесы, – читаем в Патерике, – не терпя укоризны, что когда-то язычники поклонялись им и чтили их как богов, а теперь угодники Христовы пренебрегают ими и уничтожают их, – видя, как укоряют их люди, – вопияли: о злые и лютые враги наши; мы не успокоимся, не перестанем бороться с вами до смерти!» [13, с. 128]. Все усилия подвижников тратились на преодоление козней дьявола и немощи плоти, и в таких условиях невозможно было ожидать какой бы то ни было учености или даже начитанности. В Патерике упоминается единственный человек, знавший еврейский, греческий и латинский языки, что само по себе было показателем серьезных занятий богословием, но другие монахи относились к нему как к бесноватому. И когда братия собралась и изгнала из него бесов, он потерял все свои познания [Там же, с. 148]. На ученость на Руси смотрели косо, считая, что она ведет к гордыне. Византийский устав оказался непосильным ярмом для лучшего из монастырей той поры, а народ за монастырской оградой еще не успел усвоить в монгольский период ни сущности, ни внутреннего смысла, ни даже обрядовой внешности христианской религии. Народная масса оставалась по-прежнему языческой и ни за каким назиданием в монастыри не обращалась. В Патерике рассказывается, что население обращалось к подвижникам с просьбой выгнать домового из хлева, где он портил скот, что и выполнялось. Игумен закрывался в хлеве и, помня, что «род сей не изгонится ничем же, – токмо постом и молитвой» [Там же, с. 133], бодрствовал там всю ночь до утра. Языческие боги не перестали существовать – они превратились в бесов, и функции христианского духовенства в понимании людей того времени никак не отличались от функций древних жрецов.
В давние времена очень широко было распространено применение шумовых инструментов и колоколов в магических и религиозных обрядах. У многих народов мира существовала вера, что звон металла и звуки, воспроизводимые шумовыми инструментами, имеют силу изгонять демонов. Иногда бряцанье колокольчиков должно было не столько отпугивать злых духов, сколько привлекать внимание добрых духов. Применение музыкального инструментария с целью приблизиться к божеству отвечает, по-видимому, высшей ступени религиозного сознания, когда страх перед злыми силами побеждался верой в добро. Такие поверья иллюстрируют еврейский обычай, когда кодекс жрецов требовал, чтобы риза жреца была украшена бахромой из гранатов, сделанных из пурпурной ткани, а между каждыми двумя гранатами подвешивался золотой колокольчик. Такую пышную ризу жрецу необходимо было надевать, когда он отправлял богослужение в храме, «и звуки золотых колокольчиков должны были звучать как при вступлении жреца в святилище, так и тогда, когда он выходил из него. Золотые колокольчики на ризе священника должны были не столько отгонять демонов, сколько привлекать внимание божества своим мелодичным звоном» [23, с. 22].
Известно поверье, что бесов и духов можно разогнать звоном металла – мелодичным бряцаньем колокольчиков или громким голосом колоколов, резким бренчанием цимбал, гудением гонга или лязгом железных или медных тарелок, по которым бьют молотком, палкой или ударяют ими друг о друга. Поэтому во время обрядов изгнания бесов заклинателю нередко необходимо было звонить в колокольчик, какой он держал в руке или привязывал к разным частям тела, иногда ему надо было иметь целую связку колокольчиков так, чтобы они звенели при каждом движении.
Значительный интерес представляют арабские исторические памятки, связанные с описанием музыкальной культуры народов, которые проживали в южных областях Руси. В 921 г. из Багдада на Волгу была направлена миссия, в состав которой халиф повелел включить арабского ученого – путешественника, полное имя которого – Ахмед ибн-Фадлан ибн-аль-Аббас ибн-Рашид ибн-Хаммад. Самым заметным произведением багдадского ученого является трактат под названием «Рисале» (в переводе с арабского – «Записки»). Эта книга является основательным отчетом о двухлетнем путешествии багдадского посольства через Среднюю Азию и современный Казахстан в столицу волжского государства – город Булгар. «Рисале» является одним из важнейших литературных памятников всей средневековой истории Востока, так как в этом трактате тщательным образом описывается жизнь, быт и обычаи, система управления в государствах Средней Азии, Поволжья и Волго-Камского края. Ибн-Фадлан пишет, что славяне «славятся городами и храмами; около храмов они вешают бронзовые била и бьют по ним молотком, как это делают христиане Аравии, которые колотушкою бьют по доске» [16, с. 57].
О языческих суевериях писал римский писатель Лукиан. Когда духи умерших один раз в год в мае посещали старый дом, где им готовили скудную трапезу из черных бобов, хозяин дома указывал им на двери со словами: «Духи родителей моих, выходите», усиливая это требование лязганьем меди» [19, с. 58]. Такие представления о ненависти духов к звону металла не угасли со смертью язычества. Они продолжали существовать и во времена христианства – в средние века и значительно позже. Христианский ученый-схоласт Иоанн Цецельс сообщает, что звон меди очень успешно действует как на привидения, так и на лай собак [12, c. 223].
В христианские времена самым неприятным звуком для враждебного слуха было согласованное и торжественное пение церковных звонов. Первый Кельнский поместный собор установил, что, по мнению отцов церкви, колокольный звон, который созывает христиан на молитву, также распугивает бесов и побеждает силы воздуха и духов грозы. Известный требник под названием «Roman Pontifical» признает за церковными колоколами благотворное свойство отовсюду, куда донесется их звон, изгонять нечистую силу, назойливые привидения покойников и всяких бесов ненастья [11, c. 115]. Известный богослов ХІІІ века Дурандус в своем популярном трактате о церковной службе говорит, что «во время церковных процессий звонят в колокола, чтобы демоны испугались и убежали, потому что когда они слышат трубы воинственной церкви, то есть колокола, они дрожат, как дрожит всякий тиран, когда слышит на своей земле трубы могучего царя, своего врага. С этой же целью, когда приближается гроза, церковь поднимает звон, чтобы демоны, заслышав трубный глас предвечного царя, задрожали и побежали прочь и не осмелились усилить бурю» [20, c. 193].
В литературных источниках мы читаем следующее: отходной звон в давние времена преследовал две цели: призвать добрых христиан помолиться за душу, которая отлетает, и отогнать злых духов, которые стоят у смертного одра и летают вокруг дома, готовые схватить добычу или навлечь на душу смущение и страх, когда она переходит в другой мир; колокольный звон заставлял злых духов держаться на расстоянии. Именно влияние звуков колоколов на нечистую силу было причиной того, что за звон самого большого колокола брали большую плату. Считалось, что чем громче был звон, тем дальше должны были отступить злые духи, прячась от его преследования, и душа умершего спокойно переходила в другой мир, кроме того, чем дальше был слышен звон, тем больше людей могло помолиться об умершем. О враждебном отношении духов к звуку колоколов напоминает также Винкин де Ворде в «Золотой легенде»: «Говорят, что злые духи, которые находятся в воздухе, очень смущаются, когда слышат колокольный звон. Поэтому когда гремит гром и собирается большая буря, начинают звонить в колокола, чтобы злые духи и бесы взволновались и убежали и перестали поднимать бурю» [7, c. 46].
В своей поэтической обработке «Золотой легенды» Г. Лонгфелло очень образно говорит об этом суеверии. В прологе он изображает шпиль Страсбургского собора во время ночной грозы; Люцифер и нечистые силы летают вокруг него, напрасно пытаясь сорвать крест и унять звуки колоколов. Все это гудение ненастья, завывания сатанинской толпы накрывает торжественный голос звонов: «Оплакиваю умерших! Отгоняю чуму! Украшаю праздники! Голошу на захоронении, разбиваю молнии, возвещаю праздники!» [14, с. 351]. Наконец смущенные демоны должны отступить во мрак, не причинив вреда собору, где сквозь тучи просматривается образ архангела Михаила с обнаженным мечом, и когда злые силы отступают, их преследуют нарастающие звуки органа и хора, который поет: «Те, что восстали в ночную пору, будем бодриться все!» [Там же, с. 351, 352].
В прошлые времена колокола начинали звонить, когда страдалец был еще жив, но конец его был уже близок. Много подобных примеров мы можем найти в разных литературных источниках. Когда леди Екатерина Грей умирала в Тауэре, комендант крепости, увидев, что заключенная уходит без королевской грамоты, сказал Бекингему: «Может, послать в церковь, чтобы звонили в колокола?» Она же, чувствуя близость смерти, приступила к молитве с такими словами: «Господи, передаю мою душу в твои руки, прими дух мой, Иисус!» [6, с. 46].
Следовательно, для нее, как и для многих других, звуки колокола были отходной молитвой. Так, в некоторых местах Пиренейской Пруссии, когда больной умирал, его друзья по обыкновению звонили в ручной колокольчик, который назывался колокольчиком Бенедикта, «чтобы злые духи не осмелились подойти к умирающему» [Там же, с. 18–19].
В известных строках своего «Чистилища» Данте Алигьери распространяет этот поэтический образ и на гудение колоколов вечерни, которые доносятся издалека до слуха мореплавателей. Этот звон как бы оплакивает умирающий день и солнце, которое заходит на багряном западе. «О сладкий час! Ты пробуждаешь желание и смягчаешь сердце путешественника в тот первый день разлуки, когда он, попрощавшись с милыми друзьями, начинает плавание. Ты наполняешь любовью душу пилигрима, когда он останавливается на своем пути, услышав издалека вечерний звон, который как бы оплакивает гибель угасающего дня» [10, c. 605].
Не менее известно байроновское подражание этим строкам:
О сладкий час раздумий и желаний!
В сердцах скитальцев пробуждаешь
Заветную печаль воспоминаний,
И образы любимых, и мечты;
Когда спокойно тающий в тумане
Вечерний звон плывет из темноты… [2, c. 108].
Подобная мысль не менее вдохновенно выражена русским поэтом И. Козловым, подражавшим романтическому настроению Байрона:
Вечерний звон, вечерний звон!
Как много дум наводит он
О юных днях в краю родном,
Где я любил, где отчий дом… [17, с. 50].
В действительности звон колокола, который разносится в такой час, может вызывать сильное впечатление. Подобные свидетельства эмоционального влияния на слушателей мы можем найти не только у поэтов, но и в фольклоре. Невозможно глубоко понять идеи народа, если не учитывать того влияния, которое имеют чувства и эмоции; особенно сложно отделить мысль от чувства в области религии. Однако еще недостаточно исследованы эмоциональные основы фольклора, хотя он существенно влияет на общественные институты и судьбу человечества вообще.
На Руси колокола появляются одновременно с принятием христианства, первые письменные упоминания о бытовании звонов в Киевской Руси относятся к Х веку. В Новгороде первые колокола появляются в XII веке. В домонгольский период колокола существовали уже в Десятинной и Ирининской церквях. Есть свидетельства, что при раскопках Десятинной церкви в Киеве, которую заложили во время крещения Руси, среди многих древних памятников были найдены два колокола из литой коринфской меди. Чаще всего колокол отливался из бронзы – металла, который издревле в воображении людей исполнял роль оберега и олицетворял духовную чистоту. Люди верили, что сила оберега распространялась на всю территорию, где раздавался звон. Согласно религиозному обряду, каждой детали колокола или определенному действию с ним придавалось символическое значение. Сам колокол отождествлялся с устами проповедника, удар звона – со стуком его сердца, деревянная балка, к которой подвешивали колокола, ассоциировалась с крестом Иисуса Христа, а веревка, привязанная к нему, символизировала знание святого письма [9, c. 8].
Подобные инструменты встречаются у многих народов мира, у славян они имеют ярко выраженные родственные названия: клепетало (у хорватов), клепак (у чехов), клепадло (у поляков) и другие. Использовались эти звуковые орудия как сигнальные и ритуальные задолго до появления звонов. Размеренными звуками била призывали мирян в церкви, частыми ударами били в набат, то есть сообщали о стихийном бедствии, созывая общество для общего тушения пожара, борьбы с наводнением. Люди знали также, каким ритмом било сообщало о сходе для объявления определенных указов, сообщений и т. п. Значительная часть функций била постепенно переходила к церковным колоколам, хотя в религиозной сфере била продолжали использовать. Например, они еще долго оставались в монастырях, созывая монахов к трапезе или другим делам монастырского распорядка. Г. Хоткевич приводит в качестве примера сведения о двух билах из Новгородского музея: «Одно XVI ст. железное, кованое, согнутое в дугу; в середине две дыры для подвешивания на цепях. Второе чугунное, четырехугольной формы; подарено Петром I одному из новгородских монастырей вместо взятых в казну старых пушек. Такими, как новгородские, были, очевидно, била и у нас» [24, с. 16].
В Киево-Печерской лавре била использовались с XI века. Различали била большие и малые. Большие била были стационарным металлическим инструментом, малые – это обычная доска, по которой монах, идя территорией монастыря, бил колотушкой, созывая братию на службу или обедню. В лаврских летописных источниках говорится, что, когда умер игумен Феодосий Печерский (1074), «братия удариша в била, собрашася вся» [9, с. 11]. Даже тогда, когда появились в Лавре колокола, била использовали перед тем, как должны были звонить звоны. Этот обычай существовал в Лавре до середины XX столетия.
ЛИТЕРАТУРА
- Аничков, Е. В. Язычество и Древняя Русь / Е. В. Аничков. – СПб.: Тип. М. М. Стасюлевича, 1914. – 198с.
- Байрон, Дж. Паломничество Чайльд-Гарольда. Дон-Жуан / Дж. Байрон. – М. : Худож. лит., 1976. – 589 с.
- Бедненько, Г. В. Родовая магия: обычаи и правила / Г. В. Бедненько. – СПб. : Киевский проспект, 2004. – 192 с.
- Белова, Т. Христианство и русская духовная культура / Т. Белова. – Нижний Новгород : Лира, 1993. – 305 с.
- Берштам, Т. Молодость и символизм переходных обрядов восточных славян / Т. Берштам. – СПб. : Петербургское востоковедение, 2000. – 400 с.
- Бицилли, П. Элементы средневековой культуры / П. Бицилли. – Одесса : АРТ, 1919. – 250 с.
- Винкин, де Ворде. Золотая легенда / де Ворде В. // Иностранная литература. – 1968. – № 10. – С. 46–49.
- Геннеп, А. ван. Обряды перехода. Систематическое изучение обрядов / А. ван Геннеп. – М. : Прогресс, 1999. – 225 с.
- Гуменюк, А. Українські народні музичні інструменти, інструментальні ансамблі та оркестри / А. Гуменюк. – К. : Рад. Україна, 1959. – 241 с.
- Данте Алигьери. Божественная комедия. Чистилище ХІV / Алигьери Данте ; [пер. с итал. М. Лозинского]. – М. : Худож. лит., 1968. – 776 с.
- Егоров, Д. Культурная история средних веков / Д. Егоров. – М. : Духовное знание, 1918. – 313 с.
- Коюнс, Г. Великие христианские мыслители / Г. Коюнс. – СПб. : Наука, 2000. – 640 с.
- Лебедев, Л. Крещение Руси / Л. Лебедев. – М. : Русский Хронографъ, 2003. – 318 с.
- Левин, С. Я. Духовые инструменты в истории музыкальной культуры : монография / С. Я. Левин. – Л. : Музыка, 1973. – 263 с.
- Нидерле, Л. Славянские древности / Л. Нидерле ; [пер. с чеш. Т. Ковалевой, М. Хазанова]. – М. : Культурный центр «Новый Акрополь», 2010. – 742 с.
- Путешествие Ибн-Фадлана на Волгу / [пер. и коммент. И. Ю. Крачковского]. – М. : Б. и., 1906. – 126 с.
- Русская поэзия XIX – начала XX в. – М. : Худож. лит., 1987. – 864 с.
- Рыбаков, Б. А. Язычество древних славян / Б. А. Рыбаков.– М. : Изд-во Московского университета, 1984. – 382 с.
- Сергеенко, М. Е. Жизнь древнего Рима : очерки быта / М. Е. Сергеенко. – М. – Л. : Наука, 1964. – 363 с.
- Трахтенберг, О. В. Очерки по истории западноевропейской средневековой философии / О. В. Трахтенберг. – М. : Высш. шк., 1957. – 445 с.
- Фільц, Б. Музична культура східних слов’ян : в 2 т. / Б. Фільц // Історія української музики. – К. : Муз. Україна, 1989. – Т. 1. – 329 с.
- Францев, Ю. П. У истоков религии и свободомыслия / Ю. П. Францев. – М. – Л. : Политиздат, 1959. – 345 с.
- Христианские и еврейские праздники, их языческое происхождение и история : (репринтное издание) / [пер. с нем. изд. 1923 г.]. – М. : Арком, 1991. – 176 с.
- Хоткевич, Г. Українські народні музичні інструменти / Г. Хоткевич // Пам’ятки України. – 1995. – № 1. – С. 16–35.
Петрик В. В. Переплетение элементов музыкальных культур и их проявление в народном творчестве
В статье рассматривается место музыкального инструментализма в фольклорной, магической и религиозных сферах, а также в социальном быту. Выявляется художественное значение инструментальной культуры как таковой. Обобщаются новые сведения об использовании музыкального инструментализма в народном творчестве.
Ключевые слова: язычество, носовая флейта, магия, идолы, рог, символ, колокол.
Petrik V. V. Interweaving of Musical Cultures Elements and Their Manifestation in Folk Art
The article discusses the place of musical instrumentalism in folklore, magic and religious spheres, as well as in social life. It reveals the artistic value of culture. New information about musical instrumentalism in folklore are summarized.
Key words: paganism, nose flute, magic, idols, horn, symbol, bell.