Вторая половина XX – начало XXI века стали точкой отсчета в разрушении традиционной системы ценностей культуры. Современная культура Запада уже, кажется, не только отходит от аксиологии этноса знания и теоретической истины, то есть истины ради самой себя, но и погружается в прагматическое, если не в непосредственно практическое мышление. Эта прагматизация коснулась даже самого теоретического мышления, в том числе философского, выражаясь в отказе и от систематического мышления, и от философии первоначал в пользу прагматизма и так называемого краткого мышления.
Подобное положение вещей оказалось особенно выгодным для групп влияния, прежде всего политического и экономического. Необходимо отметить, что ценность не есть предмет или его свойство, это общественная значимость объекта для оценивающего субъекта. Она представляет собой внутренний, эмоциональный ориентир деятельности субъекта. С нашей точки зрения, экзистенциональные ценности – это ценности, связанные с осмыслением своего бытия, с нахождением смысла жизни. Ценностное истолкование субъектом смысла своего бытия имеет две формы: либо утверждение уже обретенного субъектом способа существования, либо представление желаемого, но пока недоступного бытия.
Своеобразие экзистенциальной ценности состоит не только в ее содержании, но и в механизме ее порождения. Им является психологический закон самообщения, внутреннего диалога с самим собой, каждый участник которого имеет свой смысл бытия.
После зафиксированной Ницше «смерти Бога» человек поставил под сомнение ценности «большой» культуры, имеющие трансцендентный характер, и оказался, согласно ницшеанской и сартровской терминологии, в состоянии нигилизма лицом к лицу с Ничто [4]. Произошёл распад системы ценностей современного общества, что привело к абсолютизации технического в культуре и нивелированию ценности человеческого бытия. Наиболее противоречивые примеры, которые часто приводятся как проявления европейских ценностей: однополые браки, использование терминов «родитель 1» и «родитель 2» вместо «отец» и «мать», защита прав сексуальных меньшинств, легализация легких наркотиков. В отношении к сексуальным меньшинствам многие видят пропасть между европейским и русским менталитетом. Материальное благополучие и свобода (выбора между предложенными продуктами), которую пропагандируют массмедиа, формирует человека «одномерного», потребителя, который стремится к удовлетворению основных, хотя, как утверждает Г. Маркузе, «фальшивых потребностей».
Развитие техники, превращающееся в самоцель на стадии массового общества, уничтожает традиционные ценности всех обществ, создает единую «выхолощенную» культуру. Она лишает человека свободы и уродует его духовный мир. Средства массовой коммуникации представляют собой, по сути, тот фактор, который позволил массовой культуре достичь пика своего развития. СМИ и массовая культура тесно связаны между собой. Медиа позволяют преодолевать время и расстояние, связывая производителя и потребителя масскульта. СМИ – это те посредники, которые способствуют и производству, и потреблению массовых культурных благ (телесериалов, массовой прессы, музыкальных эфиров радио и т. д.). По сути, они представляют собой важный элемент массовой культуры, являясь основным способом тиражирования ее текстов. Кинематограф стал одним из мощных средств пропаганды в культурном пространстве эпохи, способным трансформировать традиционную культуру. Кино, телевидение, культурная виртуальная реальность – эти зрелищные формы не только отражают жизнь человека и общества, но и задают антропологические нормы, нормы коммуникации и выполняют сегодня функции социализирующие, педагогические, эстетические и др.
Если говорить о негативных факторах массовой культуры, то следует подчеркнуть, что она порождает высокую степень отчуждения индивида, потерю индивидуальности, подменяемую эгоизмом. Отсюда легкая манипулируемость массами посредством насаждения культурно-поведенческих штампов через каналы массовых коммуникаций, обезличивание и «расчеловечивание» масс людей. Поэтому для массового общества как среды функционирования массовой культуры присуще крайнее отчуждение индивида, его «заброшенность», трудность его истинной социализации, общения и творчества, что подменяется стандартными моделями потребления, которые и навязывает массовая культура, предлагая свои усредненные модели включения человека в социальные механизмы.
Таким образом, создается модель массового сознания, похожая на некий замкнутый круг: отчуждение – «заброшенность» – иллюзии массового сознания – модели усредненной стандартной социализации – потребление благ – отчуждение. По мнению Жана Бодрийяра, формируется «общество вседозволенности», т. е. то общество, в котором становятся доступны все виды информации, возможны любые творческие акты. В работе «Экстаз коммуникации» философ пишет: «В информационном потоке сливаются в одно целое политические деятели, убийцы и их жертвы, мерзости войны и шедевры, созданные художниками, удачливые дельцы и курорты, дети-сироты и картинки с модных показов – и все равны перед массовой информационной системой. Мир во всем своем богатстве форм, смыслов, значений превращается в большую деревню, где все на виду, где „правят бал” потребительские концепции рынка, а это обстоятельство как раз приводит к снятию критериев, к „непристойности” современной цивилизации» [5, с. 128].
Информационный человек – это не тот, кто больше знает, а тот, кто участвует в большом числе коммуникаций, т. е. насколько он занят в операции передач и трансляции. Г. Лебон, обращаясь к изучению психологии масс, отмечал: «Чтобы убедить толпу, надо хорошенько ознакомиться с воодушевляющими ее чувствами, притвориться, что разделяешь их, вызывая посредством первоначальных ассоциаций какие-нибудь прельщающие толпу образы» [3, с. 33].
Ценности культуры, религия, мораль, философия сдвигаются на периферию общественного сознания, приобретая релятивистский характер, где познание становится эквивалентным эмпирическому знанию, представленному в основном естественными науками. В результате возникла ситуация, при которой человек как субъект культуры идентифицирует себя с одним аспектом своей природы, с телесным Эго. Такое усеченное отношение к себе самому и к существованию чревато ощущением тщетности жизни, отчужденности от космического процесса, а также ненасытными потребностями, состязательностью, тщеславием, которые не в состоянии удовлетворить никакие достижения. Массовая информация, в отличие от идеологии, включает в себя процедуру рефлексии, которая снимает искажения, убирает иллюзии, раскрывает реальные события и причинно-следственные связи. Структурализм, который возникает при дефиците информации, мифологизирует картины мира и человека, достоверная информация искажена или вовсе отсутствует.
Уже в первой половине XX века телевидение создает новые формы социальной интеракции и отношения «интимности», так как зрители находятся в состоянии общения лицом к лицу с коммуникатором. Вводится понятие parasocial, которое трактуется как сверхсоциальное взаимодействие, когда зритель реагирует на образ или характер человека на экране.
Связь телевидения с культурой осуществляется постоянно. Характерно, что Ж. Бодрийяр в «Системе вещей», характеризуя современный интерьер, попросту забыл упомянуть о телевизоре. Его идея о том, что в квартире современного человека произошли принципиальные изменения по сравнению с XX веком, возникло полифункциональное пространство с доминантой в виде дивана-кровати, сохраняя свое значение в плане общего подхода, совершенно не соответствует действительности в конкретном плане. В современной квартире, в ее главной комнате, действительно обладающей полифункциональностью, доминантой выступает телевизор. В работе «Экстаз коммуникации» Ж. Бодрийар признает телевизор особой культурной формой. Он пишет, что если предыдущие эпохи требовали и воспроизводили набор связанных и эквивалентных контрастов между частной и публичной жизнью, между субъективным Я и объективным миром, то в наше время эти отношения нейтрализуют таким образом, что понятие личности как проецирующего себя объекта, создающего отношения обладания, уступило место плоской взаимозаменяемой эквивалентности субъекта и объекта. Для философа телевидение – это воплощение взрыва «видимости», доходящего в несмонтированных репортажах до «непристойности» [5]. Непристойность начинается именно тогда, когда все становится прозрачностью, непосредственной видимостью, когда все выставляется на резкий свет информации и коммуникации.
В отдельных случаях мэтры интеллектуальной культуры обращаются к телевидению как источнику материалов для исследования интересующих их проблем. Примером тому может служить работа крупнейшего представителя французского психоанализа Ж. Лакана «Телевидение». По мнению Ж. Бодрийяра, современная культура предстает как культура «симуляционной реальности», где явления подлинного мира удваиваются в их подобиях, копиях, получивших название «симулякр». Бодрийяр трактует симулякры как знаки без денотатов, не отсылающие к явлениям реальности, а их имитирующие (симулирующие), а симуляцию – как создание при помощи моделей особого типа условной реальности – гиперреальности, способной к совмещению реальности с моделями симуляции. Философ прослеживает процесс превращения знака в симулякр и отмечает, что на первой стадии существования знака он отражает глубинную реальность, на второй – маскирует глубинную реальность, затем маскирует отсутствие глубинной реальности, наконец, полностью порывает с реальностью и становится симулякром, не подчиняющимся категориям истинности и ложности.
Бодрийяр считал, что отношение массовой культуры к культуре традиционной аналогично отношению моды к предметам. Как в основе моды лежит устаревание предметов, так в основе массовой культуры – устаревание традиционных ценностей. Массовая культура, таким образом, изначально создается для недолговременного использования, она есть среда, в которой сменяются знаки. Ее императивом становится требование актуальности, современности, функциональной пригодности для человека-потребителя.
Развитие средств коммуникации приводит к утрате символической основы в человеческом общении. На смену индивидуальности, живой культуре приходит ритуализация бессмысленных знаков, не имеющих содержания. Формируется некий минимум таких знаков, обязательный для каждого «культурного» человека. Бодрийяр определяет этот минимум как «наименьшую общую культуру», которая выполняет в массовом сознании роль «свидетельства культурного гражданства».
Атрибутом мира потребления является китч – никчемный предмет, не имеющий сущности, но характеризующийся лавинообразностью распространения, имеющей классовую природу. Потребление предмета-китча есть симулятивное приобщение к моде, покупка отличительного признака. Поп-арт рассматривается Бодрийяром как двусмысленное явление: он одновременно и порождение общества потребления, и выражение его механизма. Изображая видимую реальность, поп-арт не способен заглянуть за ее знаки, и, таким образом, он не имеет отношения к традиционному искусству, никогда не превращавшемуся в объект и потому никогда не «потреблявшемуся». Поп-арт может быть искренним, может быть результатом подлинного вдохновения, но вместе с тем он не может избавиться от своего объектного статуса, который ему придает неуязвимая для его создателей структура культурного производства. Поп-арту изначально присущ коммерческий смысл, таким образом, его возможная искренность никогда не доходит до человека. Более того, сам человек не может не выступать потребителем по отношению к нему. Следствием совмещения реальности и ее варианта, представленного в симуляционном формате, становится обратно пропорциональная зависимость между увеличением информации и возрастанием смысла.
Рассматривая искусство как симулякр, Бодрийяр считает, что наше общество достигло всеобщей эстетизации благодаря средствам массовой информации, теории информации, видео. Даже антиискусство – наиболее радикальная из всех артистических утопий – обрело свои очертания с тех пор, как М. Дюшан изобразил ершик для мытья бутылок, а Энди Уорхол пожелал стать машиной. Критерий эстетичности ныне можно отнести почти ко всем явлениям культуры, обыденной жизни, промышленных товаров, рекламы и т. д. «Даже самое банальное и непристойное – и то рядится в эстетику, облачается в культуру и стремится стать достойным музея. Все заявляет о себе, все самовыражается, набирает силу и обретает собственный знак. Система скорее функционирует за счет эстетической прибавочной стоимости знака, нежели за счет прибавочной стоимости товара» [2, с. 26]. Наряду с растворением вещей в искусстве происходит растворение искусства в вещах. Перечеркнув границу утопии и реальности, оно исчезает само.
Таким образом, Бодрийяр выявляет связь дизайна и акций авангардистов, протестовавших против производства прекрасных произведений, которыми может наслаждаться утомленный повседневными делами человек, против места и времени, отведенных искусству в выставочных залах и музеях, театрах и концертах, которые посещаются в свободное от работы время. Воплощение авангардистских эстетических канонов в реальность способствовало исчезновению как реальности, так и искусства. Оно соотносится само с собой и тоже становится похожим на работающий вразнос механизм. Циркуляция стилей и форм, смена моды заменяют проблему оправдания человека и его судьбы, оправдание Бога, создавшего мир, где так много зла и насилия, проблему познания человеком самого себя. Итак, все утопии сегодня обрели реальные очертания, но жизнь все более начинает походить на спектакль, текст которого написан не нами, и к тому же неизвестно, существует этот текст реально или это симулякр, пытающийся стать реальностью. Так оценивает Бодрийяр художественное пространство постмодерна и место его в социокультурной реальности современного мира.
СМИ обеспечивают постоянную передачу огромного потока культурной информации самого разного уровня качества и разной направленности, которая доходит до каждого желающего. И специфика текстов массовой культуры будет зависеть от того, какой тип СМИ является посредником в передаче культурной информации. Например, более интеллектуальными признаются произведения массовой культуры, созданные в печатных СМИ, тогда как телевизионные передачи направлены на самого неискушенного зрителя.
Массовая культура избавляет человека от необходимости долгого и сложного приобщения к элитарной культуре. Понятная и доступная каждому, независимо от уровня развития, она привлекательна, но существует прежде всего для заполнения рынка товаров и услуг. Постоянно растущее потребление в самых различных сферах, превращающееся для людей в самоцель, составляет ее наиболее существенный механизм. Созданная, чтобы удовлетворять потребности «массы», массовая культура сама порождает эту «массу». В результате активного позиционирования указанных тенденций общество трансформируется в сторону большей динамизации, фрагментизации, полиморфности, одновременно наблюдается снижение интереса к великому, уникальному и неповторимому, требующему большего эмоционального и интеллектуального напряжения. Эти черты эпохи воплощают в себе совершенно специфические виды деятельности и их продукты, которые наиболее соответствуют указанным чертам, доминирующим в обществе.
Глобальные информационные процессы все в большей степени становятся интегрированными. Помимо всех прочих особенностей, их своеобразие заключается также и в новом характере отношений с классической реальностью. Понятием информации оперируют специалисты в диапазоне от техники и медицины до социального управления. С помощью информационных теорий реконструируются исторические события, и на этой основе вносятся такие поправки, которые принципиально меняют представления о ходе развития цивилизаций. Новая информационная ситуация меняет и качественные характеристики самой культуры, ее структуру. «Экран понятий», формируемый у человека культурой, на который он проецирует и с которой он сопоставляет свое восприятие внешнего мира в ситуации традиционной культуры, имеет сетчатую, рациональную структуру; в современной, «мозаичной» культуре этот экран состоит из массы волокон, сцепленных как попало, размещенных в полном беспорядке. Выстраивание информации, получаемой современным человеком из множества источников, информации часто случайной, противоречивой, в иерархизированную структуру требует от человека совершенно иных, чем в традиционной культуре, качеств. Эти качества, разумеется, стихийно формируются под воздействием среды в процессе социализации. Таким образом, информатизация выступает как контекст, активно формирующий новый виртуальный тип культуры.
Весь многовековой опыт человечества зафиксировал в массовом сознании и общественной практике привычную последовательность: событие – сообщение (информационный отпечаток события). В виртуальном же пространстве сообщения могут не иметь аналогов в классической реальности, но через зону взаимодействия эффективно влиять на нее. Деятельностный и кибернетический потенциал виртуальных объектов заставляет нас изменить свои представления о природе и социальных функциях информационных ресурсов.
Термин «виртуальная реальность» появился в конце 80-х годов XX века с подачи американского футуролога Ж. Ланье для обозначения электронных устройств, вводящих пользователя в мир информации, дающих человеку возможность наглядного представления и манипулирования данными высокой степени сложности. В конце XX века это понятие используется для описания и исследования целого ряда явлений. Причем речь идет не только о компьютерных виртуальных реальностях, но и о виртуальных реальностях других типов, психологических, эмпирических, эстетических и т. д. Виртуальная реальность является, по сути, новой средой, в которой протекает жизнедеятельность субъектов, меняющей их деятельность, формы поведения, стиль мышления. Экспансия всех сфер и направлений деятельности (бизнес-процессов, образования, культуры, социально-культурной деятельности, межличностных коммуникаций и т. д.) в виртуальную среду формирует глобальные информационные ресурсы, ядром которых становятся сетевые ресурсы (сайты, электронные библиотеки, интернет-журналы, конференции, базы данных и т. п.).
Компьютерная виртуальная реальность представляет собой мощный инструмент для исследования многих проблем и помогает в понимании сути многих явлений, для описания которых ранее просто не было адекватных ярких и простых метафор. Компьютерные виртуальные реальности помогают рассмотреть вопрос о «взаимопроникновении» реальностей, о переносе знаний, умений из одной реальности в другую, о влиянии виртуальных реальностей на реальность повседневную. Они изменяют наши представления о пространстве, поскольку позволяют человеку одновременно присутствовать в нескольких точках.
В целом виртуальность означает признание существования реальностей разного типа, т. е. не сводимых друг с другом в рамках одной и той же науки, что принципиально сближает ее с постмодерном. Идея виртуальности предлагает принципиально новую для европейской культуры парадигму мышления, в которой ухватывается сложность устройства мира, в отличие от идеи простоты, на которой зиждется классическая парадигма. Идея виртуальности указывает на особый тип взаимоотношений между разнородными объектами, располагая их на разных иерархических уровнях и определяя специфические отношения между ними – порожденности и интерактивности. Объекты виртуального уровня порождаются объектами нижележащего уровня, но, несмотря на статус порожденных, взаимодействуют с объектами порождающей реальности как онтологически равноправные. Итак, наличествует информатизация, технологизация и виртуализация всех социально-культурных процессов.
Информатизация и виртуализация создают и некоторые характерные черты культуры нового типа. Новые информационные технологии, представляя доступ к глобальным сетям, способствуют развитию творческого начала личности, ее интеллектуального обогащения, с одной стороны. С другой стороны, возникает угроза стандартизации, усредненности личности. По идее, новые информационные технологии должны стать средством социализации человека, а в реальности оказалось, что компьютер отделяет человека от реальности, создавая взамен ее удобную, комфортную, но «виртуальную» среду.
Представляется неслучайным, что два постмодернистских романа – «Имя розы» У. Эко и «Код да Винчи» Д. Брауна, которые имели сенсационный успех и объединили сторонников как массовой, так и элитарной литературы, отражают именно историко-культурологическую проблематику.
Постмодернистский диалог с историей культуры связан с возрождением интереса к проблемам гуманизма в искусстве, отражает тенденции его антропоморфизации, что выражается в возвращении к содержательным моментам творчества и эмоционально-эмпатическим аспектам. Вместе с тем полемичная напряженность такого диалога создает своеобразный ироничный двойной код, который усиливает игровое начало постмодернистского искусства с его полистилизмом, тематическим плюрализмом, программным эклектизмом. Характерная для последнего интернационализация художественных приемов изменялась выразительной региональностью, локальностью эстетических поисков, тесно связанных с национальным контекстом. Эти инновационные моменты побуждают к серьезному изучению постмодернизма и его модификации в искусстве, чей смысл вовсе не сводится к компилятивной вторичности, гибридности, хотя они и могут выступать его «кичевой» тенью.
Еще одной характерной чертой постмодернистского типа художественной культуры является беспредельный плюрализм и эклектика. Постмодернисты раздвигают границы искусства и превращают произведение в открытый текст с бесконечным полем интерпретаций. Принципиально новая постмодернистская картина мира складывается на основе признания множественности точек зрения, полифонии культурных миров. В мире столько миров, сколько представлений о них, и все они равноправны в своем существовании. Постмодернизм, разрушив метафизику и обратившись к «поверхностному слою коммуникации» (выражение Ж. Бодрийяра), лишил культуру прежней символической глубины. Репрезентации в искусстве постмодерна заменены прямыми презентациями объектов (реди-мейд, к примеру), фактов, живого человеческого тела и опыта.
Современное художественное творчество, с точки зрения постмодернистов, провозглашает разрушение внешних и внутренних границ в искусстве. Разрушая эти границы, постмодернисты призывают массового потребителя к запретному и ненормативному. Поэтому искусство постмодерна способствует в том числе и нравственному разложению. Целью постмодернистских практик объявляется ироничное отношение ко всему ранее созданному, а высшей ценностью становится их новизна, способная, с одной стороны, доставлять удовольствие, а с другой – вызывать мощные переживания и эмоции, например, ужас или шок. Цель, которую стремится достичь постмодернистский тип художественной культуры в целом, четко определила Е. Ю. Андреева: «В искусстве постмодернизма Ничто, бывшее ранее, в период модернизма, архетипическим понятием, представляющим соединенные конец и начало, утрачивает или истоньшает свое качество безусловности, по мере того как по законам случайных перестановок опустошается Все. Единственное, что осталось безусловным и неслучайным, – это смерть» [1, с. 386]. Именно к смерти личности призывает искусство постмодернизма, доводя предел его желаний до абсурда и следуя логике исполнения желаний.
Таким образом, постмодернистская художественная практика находится за пределами искусства, она по большому счету бездуховна и бесчеловечна, это некое псевдоискусство, которое существует и даже преобладает в некоторых современных культурах.
ЛИТЕРАТУРА
- Андреева, Е. Ю. Постмодернизм: Искусство второй половины ХХ – начала ХХIвека / Е. Ю. Андреева – СПб.: Азбука-классика, 2007. – 484 с.
- Бодрийяр, Ж. Прозрачность зла / Ж. Бодрийяр; пер. с фр. Л. Любарской и Е. Марковской. – М.: Ad Marginem, 2000. – 387 с.
- Лебон, Г. Психология масс / Г. Лебон; пер. с фр. А. Фридмана, Э. Пименовой. – Минск: Харвест; М.: АСТ, 2000. – 224 с.
- Ницше, Ф. Веселая наука // Ницше Ф. Сочинения: в 2 т. Т. 1. – М.: РИПОЛ КЛАССИК, 1997. – С. 489–716.
- Baudrillard, J. Ecstasy of Communication / J. Baudrillard // The Anti-Aesthetic. Essays on Postmodern Culture / ed. H. Foster. – Port Townsend: Bay Press, 1983. – P. 126–133.
Ирдиненко Е. А. Кризис экзистенциональных ценностей в современном социуме: философско-культурологический взгляд
В статье рассматривается проблема кризиса ценностей в современном социуме. Отмечается, что современная культура Запада не только отходит от аксиологии этноса знания и теоретической истины, но и погружается в прагматическое, практическое мышление. Произошёл распад системы ценностей современного общества, что привело к абсолютизации технического в культуре и нивелированию ценности человеческого бытия.
Ключевые слова: современная культура, ценность, современный социум, виртуальность, телевидение, постмодернизм, массовая культура.
Irdynyenko E. A. Crisis of Existential Values in the Modern Society: Philosophical and Cultural View
The article deals with the problem of the crisis of existential values in the modern society. It is noted that the modern culture of the West not only departs from the axiology of the ethnos of knowledge and theoretical truth, but also plunges into pragmatic, practical thinking. There was a collapse of the value system of modern society, which led to the absolutization of the technical in culture and the leveling of the value of human existence.
Key words: modern culture, value, modern society, virtuality, television, postmodernism, mass culture.