Философско-культурологические исследования

УДК 18.7.01.85

О. М. Мазаненко

В философских и психологических исследованиях феномена творческого сознания в последнее время наблюдается тенденция перехода от концепции сущности к парадигме существования, экзистенции. Учитывая, что творческое сознание включает психические акты, разворачивающиеся в деятельности, в качестве его квинтэссенции мы усматриваем те динамичные чувственные феномены переживаний, которые позволяют творцу ощущать себя субъектом со своей психологической реальностью в творческой деятельности.

Присутствие в науке человека целостного, с его чувствующим, переживающим сознанием наиболее остро затрагивается в феноменологической концепции Э. Гуссерля, Х. Субири, экзистенциальных взглядах К. Ясперса, М. Хайдеггера, И. Ялома, Дж. Бьюдженталя, В. Франкла, Р. Мэя, М. Пруста, Г. Марселя, в диалогических парадигмах М. Бахтина, М. Бубера, в философско-психологических идеях С. Рубинштейна, С. Франка, М. Мамардашвили.

Пионерами экзистенциальных взглядов считаются М. Монтень, С. Кьеркегор, Ф. Ницше, которые в своих философских трудах помещают в центр размышлений человека не безликого, абстрактного, лишенного внутреннего мира и переживаний, а вовлеченного в бытие через постоянный поиск, страдания, сомнения, человека экзистенциального. Вспомним, что до рубежа XIX–XX вв. в философской традиции включение в философский текст персонального опыта или частного жизненного эпизода воспринималось как нонсенс, вызов канону. До сих пор сознание соотносилось со сферой разума, познания, мышления. Теперь же сознание начинает пониматься как феномен чувствующий, переживающий, живущий. Все устойчивее становится постулат о том, что субъект с его уникальным феноменальным сознанием, опытом экзистенциальных переживаний выступает основой понимания ситуаций человеческого бытия. Осуществился своеобразный перенос исходной точки понимания бытия человека извне внутрь, за которым усматривается попытка примирить сознание мыслящее и сознание чувствующее [4, c. 6–11].

Чувствующее сознание в риторике различных мыслителей получало особую понятийную определенность. Так, у К. Ясперса это «экзистенциальное сознание», у Э. Гуссерля – «сознание как опыт переживаний», у М. Хайдеггера – «сознание как способ бытия». С. Франк использует понятие «самопознание экзистенции», «сознание-переживание», С. Рубинштейн – «сознание как способ существования». В работах М. Бахтина находим термин «участное сознание» и «мысль в мире», Дж. Бьюдженталь пишет о «внутреннем сознавании».

В философских рассуждениях о сознании постепенно оформляется новое ключевое понятие «экзистенция». Если говорить о философской концептуализации этого феномена, то мы можем найти разные значимые вехи в истории философии и культуры. Примером могут выступать некоторые работы стоиков, в частности «Наедине с собой» Марка Аврелия, размышления Эпиктета, в дальнейшем – «Исповедь» Августина, в которых выразился личный смысложизненный поиск их авторов и которые по своему стилю экзистенциальны [9, c. 261]. Философия, начиная с Кьеркегора, сделала экзистенциальное содержание жизни человека более явным, артикулировала важнейшие экзистенциальные проблемы, поставив их в центр философской мысли [11, c. 122–133].

Экзистенция в трактовке С. Кьеркегора используется для обозначения человеческого самобытия, а точнее «бытия христианина», изображение которого (как подлинного существования) является основной целью кьеркегоровских философских и писательских усилий. При этом одной из своеобразных черт кьеркегоровской философии выступает обращение к бытию в координатах эстетических позиций. Кьеркегор вкладывал в понятие экзистенции именно этот смысл: экзистенция означает действительность, самобытие субъективности. Он мыслит в смысле «субъективности» только человека, в отличие от традиционного понимания existentia как фактичного существования, специфического способа бытия вещи. Противопоставляя экзистенцию объективному, «разумному» миру, он пишет: «Дело заключается в том, чтобы найти истину, которая и для меня есть истина, найти идею, для которой я готов жить и умереть. Что даст мне, если бы я раскрыл так называемую объективную истину?.. Естественно, я намерен признавать императив разума… но он должен во мне быть живо олицетворен… я хотел бы положить основанием такое нечто, которое связано с глубочайшими корнями моей души, с которым я, так сказать, врастаю в сущность божественного» [Там же].

Идеи Кьеркегора получили развитие в философии К. Ясперса, для которого экзистенция также есть самобытие субъективности. Он отмечает: «Экзистенция – это самобытие, которое относится к себе самому и в этом к трансценденции, благодаря которой оно дается себе и на которой оно основывается». Ясперс склонен анализировать экзистенцию как «телесно-душевное действительное бытие человека… средоточие для воплощения и действия собственной действительности в контексте: мир – свобода – Бог (трансценденция). Экзистенция обнаруживает себя в «пограничных ситуациях» выбора и принятия решения [18, c. 13–16].

К. Ясперс предлагает рассматривать существование человеческого Я, во-первых, с позиции эмпирического уровня бытия, куда он помещает человека как индивида, его тело как часть природы. Здесь бытие обусловлено инстинктом самосохранения, поиском удовольствия и избеганием страдания, в котором осуществлен принцип утилитаризма. Второй уровень философ понимает как «сознание вообще», как вневременное предметное сознание, рассудок, трансцендентальную субъективность, некое надындивидуальное начало, тождественное всем другим. И, наконец, уровень разума, духа, который есть «целостность мышления, деятельности, чувства» [13, c. 13–16].

Решая проблему преодоления разрыва и тотального абстрагирования и отчуждения разума от жизни, Ясперс, по сути, сосредоточивает свои усилия на извечном вопросе дуальности, но уже в координатах экзистенции и разума, стараясь представить эту дихотомию как общность уникального и универсального, единственного и всеобщего. Мыслитель отстаивает идею о том, что единство разума и экзистенции может быть достигнуто только на духовном уровне существования человеческого Я.

Свой взгляд на преодоление разрыва экзистенции и разума предлагает также В. Дильтей. В его учении понятие сознания как переживания снимает проблему противопоставления чувственного и рационального [4, c. 6–11]. Этот же подход прослеживается и в философской психологии С. Франка, который говорит о сознании-переживании как праоснове рефлектирующего и предметного сознания [14, c. 47–49].

С. Франк различает три ступени познания соответственно трем слоям бытия. Эмпирическое познание опирается на опыт, на чувственно уловляемую поверхность бытия. Данную область сознания философ называет самосознанием. Рациональное познание, связанное с освоением идеальных начал, находимых нами в бытии, представляет собой уже область предметного сознания. И третий уровень познания связан с областью сознания как непосредственного переживания «непостижимого», запредельной основы, находящейся позади чувственно-телесной оболочки бытия и ее идеальной сферы, доступной в «живом знании», в непосредственном конкретном переживании-сопереживании бытия, интуитивном вхождении в основу реальности, сверхрациональном онтологическом слиянии с предметом.

Ступень «непостижимого» у С. Франка связана с тем уровнем сознания, которое мы склонны определять как бытийное, экзистенциальное. Оно неотделимо от душевной жизни, но не тождественно ей, так как жить важнее и первее, чем сознавать. Франк считает, что только в лице сознания нам открывается подлинно сущее бытие, которое не противостоит нам, а есть в нас и с нами, которое «дано» не косвенно, не через посредство его сознавания, а совершенно непосредственно – бытие, которое мы «знаем» именно в силу того, что мы сами есть это бытие [Там же].

Любопытны идеи Ф. Шеллинга по поводу различения «основы» и «экзистенции». Мыслитель подчеркивает: «Натурфилософия нашего времени впервые установила в науке различие между сущностью, поскольку она существует, и сущностью, поскольку она есть лишь основа существования». А значит, всякая сущность проявляет себя в двойном отношении смыслов: в смысле основы (поскольку сущность и есть основа существования в смысле основы) и в смысле экзистенции (поскольку сущность существует). Экзистенция есть самобытие «субъективности» сущего как «представляющего себя представления чего-то». То есть для Шеллинга экзистенция может относиться к любому сущему как «субъекту» в смысле самости (Selbstheit) и субъективности. В отношении же человека субъективность самости он привязывает к инстанции Я, точнее ego cogito [11, c. 122–133].

Ф. Шеллинг рассматривает экзистенцию в троичной направленности – вещей, Бога и человека. Вернемся к его изначальной идее различения основы и экзистенции. Основой является первоначально беспорядочная природа, не-сущее, но не Ничто, мир перед творением, то есть сам Бог. Порождение самого себя из этой основы, поиск и есть экзистенция. Различение экзистенции человеческого Я и основы в шеллинговском понимании основано на воле, волении. М. Хайдеггер, анализируя учение Ф. Шеллинга, описывает этот тезис следующим образом: «Исходя от вещей основа существует как основа в Боге, как стремление, „воление себя-к самому-себе”». Отсюда экзистенция определяется как появление и представление себя, себя-обнаружение.

Иными словами, понятие экзистенции применимо у Ф. Шеллинга к любой сущности и вещи. Экзистенцией Бога есть его творение, которое отлично от Бога, но неотъемлемо от него как основы. В Боге основа и экзистенция неразрывны. Но чтобы обнаружить экзистенцию Бога, нужен кто-то, кто будет воспринимать его творения. И этот кто-то – человек, а потому человек не только центр творения Бога, но и центр сущего. Человек наделен свободной волей, но не в смысле полной независимости, а как «самостоятельная присущность к Абсолюту». В отличие от Бога, основа и экзистенция человека не едины, они даже могут не быть в согласии и гармонии. Независимость человека касается только его духа, свободы воли, но не основы. Пытаясь завладеть своей основой, он дает существовать злу как своеволию. Будучи злой, воля желает быть волей основы, т. е. желает стать Богом. Суть человека в том, что он независим (как дух), но одновременно зависим от независимого в нем (от основы) [Там же].

Таким образом, Ф. Шеллинг, различая основу и экзистенцию, остается в границах новоевропейского понимания экзистенции как субъективности, при этом он относит понятие экзистенции к любому сущему, а не только к человеку. Понятие экзистенции у Шеллинга развивается в контексте тематики зло – свобода – человек и представляет собой попытку разъяснить возможность зла как свободы в человеческой воле.

Продолжая далее выводить линию заключенного в сознании единства экзистенции и разума, приведем цитату Ф. Шиллера. В труде «О грации и достоинстве» он пишет: «Его [человека] чувственная природа присоединена к чисто духовной не для того, чтобы он сбрасывал с себя первую как бремя или как грубую оболочку, нет, для того, чтобы глубочайшим образом сочетать ее со своим высшим Я. Уже тем, что природа создала его разумно чувственным существом, то есть человеком, она вменила ему в обязанность не разделять того, что она соединила… не оставлять позади себя чувственную сторону и не основывать торжества одного начала на подавлении другого» [17, c. 148–150].

Разъединение двух составляющих сознания, а именно чувственно-эмоциональных переживаний и разума в представлении экзистенциалистов – достаточно опасный путь. Так, к примеру, З. Фрейд наделяет экзистенцию Я (Эго) способностью следовать за спонтанными дикими и необузданными инстинктивными побуждениями (Ид), которые подавляются общественным разумом (Супер-эго). К. Ясперс предостерегал, что такое разведение приводит к тому, что экзистенция, «опирающаяся на чувство, переживание, слепой порыв, инстинкт и произвол, становится слепым насилием…» [18, c. 13–16].

Итак, в учениях экзистенциалистов в большей или меньшей акцентировке задекларировано положение о единстве экзистенциальных переживаний и разума на духовном уровне самобытия субъективности. При этом переживаниям отводится главенствующая роль.

Новый импульс понимание экзистенциальности сознания получает в связи с новыми фундаментальными основаниями, предложенными феноменологической концепцией, которые обосновывают доступ к подлинной реальности – пути к бытию. Главным постулатом является понимание человека как части универсума, а сознания как вместилища мира. Э. Гуссерль, призывая вернуться к вещам, предельным корням всего знания, приходит к мнению, что корни лежат намного глубже – в сознании познающего субъекта. Субъективный опыт и переживание – центральные категории сознания в феноменологическом учении [5, c. 27–32].

Продолжая генеральную линию данной статьи, обратим внимание на то, каким же образом Гуссерль предлагает соотнести в сознании разум и чувства. В отличие от теорий, абсолютизирующих разум, мышление, он не противопоставляет субъект и объект. Однако и не сводит их в единство, как это делают экзистенциалисты. Он выявляет их конститутивную соотнесенность, осуществляя философский сдвиг от субстанциональности к интенциональности. Интенциональность сознания отличается от объективистского рационализма и эмоционирующего иррационализма. Это экзистирующее эго в «жизненном мире», как позиция понимающего усмотрения и объемлющей мудрости.

Отметим, что все философы, развивая проблему экзистенциальности сознания, в большей или меньшей степени опираются на феноменологию Э. Гуссерля. На сегодня даже сложилась практика объединения взглядов феноменологов и экзистенциалистов, выражающаяся в позициях экзистенциально-феноменологического подхода.

М. Хайдеггер, радикализируя гуссерлевскую феноменологию, показывает, что взаимосвязь человека и мира дана в самой экзистенции, в которой обнажается и раскрывается бытие вещей. М. Хайдеггер, наметив экзистенцию как одну из тем собственного научного интереса, рассматривает ее в аналитике здесь-бытия [15, c. 118–120]. Более того, он вводит новый термин – экзистенциал, которым предлагает заменить термин «категория». Его не устраивает понимание категорий в онтологическом или гносеологическом русле, так как это в любом случае предполагает разделение всего сущего на субъект и объект. Экзистенциалы же предлагаются им как понятия особого рода. По сути, это средства, сохраняющие целостность. Экзистенциалы выражают модусы бытия мира в неразрывной целостности с бытием человеческого сознания. Хайдеггер предпринял попытку построить систему экзистенциалов. В качестве основных философ называет экзистенциалы «бытие-в-мире», «бытие с другими», «бытие-к-смерти», «решимость», «страх» и другие [16, c. 103–106]. Однако его идея подвергнуть экзистенциальное упорядоченной структурности подверглась критике со стороны философов-экзистенциалистов, в частности К. Ясперса. Сам Хайдеггер отказывается от этой идеи и в более поздних работах понятие «экзистенциал» уже не использует.

Заслуживает отдельного внимания тезис Хайдеггера о том, что в экзистенции скрывается сущность здесь-бытия или, в другой формулировке: «Сущность Dasein лежит в его существовании». Опираясь на традиционное схоластическое различение, восходящее ко временам Аристотеля на essentia (чтойность), Wassein (сущность) и existentia (существование), Хайдеггер прослеживает логическую цепочку: чтойность – существование – действительность – деятельность (actualitas) – присутствие (Anwesung) – наличие (Dasein в его обычном значении). При этом «существование» здесь занимает определяющее все остальное положение. Экзистенция и Dasein у Хайдеггера означает одно и то же – «наличность», «присутствие», употребляется, как и у Кьергегора (шире – в экзистенциальной философии), только по отношению к человеку и означает «человеческое самобытие, себя-знающее при-себе-самом-бытие человека». Вместе с тем отличие его позиции в том, что он употребляет понятие «экзистенция» не как субъективность, а как Dasein, и разница между эти последними существенна [Там же].

Х. Субири идет дальше – к первичному непосредственному схватыванию реальности, к дологическому уровню, в котором укоренено сознание, приходя к идее чувствующего интеллекта [12, c. 104–106]. Его концепция впечатления реальности радикализирует хайдеггеровское «постижение бытия». Реальность не лежит «по ту сторону» восприятия, а актуализирована в нем, задачей является углубление в нее, а не прыжок или наведение мостов.

Идеи экзистенциализма находят развитие в трудах М. Бахтина. Экзистенциальность сознания он определяет понятием «участного сознания», исходящего изнутри мира, а не внеположного ему. Философ указывает на два способа помыслить мир и себя по отношению к нему. Познание, направленное на внешний мир в его данности, предметности, является рациональным. Это «мысль о мире». Познание, исходящее из себя и направленное в мир, частью которого субъект себя осознает, мысль как часть мира, причастность к миру является экзистенциальным. Это «мысль в мире».

Человек, руководствуясь этими двумя способами познания, может занимать одну из двух позиций Я: Я экзистенциального (внутреннего, истинного, причастного, включенного, субъективного) и Я эмпирического (внешнего, рационального, абстрактного, объективного) [1, c. 71–74].

П. Тиллих экзистенциальное познание определяет следующим образом: «…реальность или бытие не объект когнитивного опыта, но, скорее, «существование», реальность, происходящая сейчас, с акцентом на внутреннем личностном характере опыта, получаемого человеком в эту минуту» [13, c. 46–48].

Дж. Бьюдженталь отмечает, что экзистенциальное познание «дорефлексивно, довербально, дообъективно. Причем оно гораздо обширнее того, что можно вместить в слова», – а значит, никогда до конца не вербализируемо [3, c. 28–31].

Интересно проследить путь развития научных интересов С. Рубинштейна – от психологии мышления, способностей, логики через обоснование субъектно-деятельностного подхода к бытийному сознанию. С. Рубинштейн в своей работе «Человек и мир» пишет: «Между тем проблема познаваемости бытия, соотношения познающего и бытия как объективной реальности встает после введения человека в состав сущего, бытия; познание совершается внутри него… сам познающий человек располагается не перед бытием, сущим, а значит, не располагает его перед собой, превращая все бытие в предмет, в объективную наличность для созерцания, превращая все только в объект для субъекта, а находится внутри его. Познающий субъект – это человек, сущее, наделенное сознанием, расположенное внутри сущего» [10, c. 289–292].

А. Лэнгле, рассуждая о том, с чем человеку приходится справляться, что преодолевать, предлагает четыре измерения исполненной экзистенции.

Первое измерение показывает, как человек соотносится с собственным бытием в этом мире, с тем, что он здесь есть. Это требует восприятия реальности, признания фактов, непреложных законов, принятия того, что дано, с целью либо изменить, либо сохранить, поддержать это. Так человек утверждает собственное бытие, преодолевая то, что ему угрожает. Второе измерение охватывает чувства, эмоции, отношения и ценности, связанные с фактом бытия живым. Жизнь означает рост, взросление, увядание и смерть. Здесь идет речь о временности, преходящести. Чтобы ощутить радость, наслаждение от бытия, необходимо обратиться к ценному – к значимым вещам, переживаниям. Третье измерение экзистенции связано с тем фактом, что человек не может избежать бытия самим собой. Соответствую ли я своей сущности или «потерял себя» – это экзистенциально важный вопрос. В процессе становления собой определяющую роль играют другие. Встреча, диалог с самим собой и миром являются необходимыми условиями обретения себя. В персональном общении с другими людьми, благодаря их любящему отношению, происходит становление самоценности личности. Четвертое измерение экзистенции связано с тем фактом, что жизнь человека всегда включена в более крупный контекст. Человек, с одной стороны, оказывает влияние на этот контекст, с другой – зависит от него. Экзистенциальный вызов заключается в том, что человек мог бы оказывать влияние в рамках контекста таким образом, чтобы благодаря ему в будущем могло появиться что-то ценное [8, c. 83–85].

Идею экзистенциального сознания как «метамира», взаимовключенности мира и человека находим также у Г. Шпета, И. Ильина, И. Левина. Так, И. Левин утверждал, что бытие может быть дано сознанию в экзистенциях истины, красоты и добра. Объединяющая идея для мыслителей заключается во взаимосвязанности экзистенциального и духовного. Другими словами, духовные ценности, идеалы, смыслы, вызывающие у человека глубокие переживания, могут стать экзистенциальными, если непосредственно связаны с жизнью, судьбой, поступками. То есть экзистенция – это такая духовность, которая становится подлинно моей, и она уже не идеологически внешняя, а внутренняя, субъективная [7, c. 124].

М. Бубер при этом подчеркивает единение телесного (природного) и духовного в экзистенциальном: «…человек должен целиком отдаваться тому делу, которое творит, то есть вся телесная и духовная сущность человека должна принимать участие в этой работе, ни одна клеточка его тела не должна оставаться бездеятельной. Человек, ставший таким единством плоти и духа, совершает дело, высеченное из Цельной Глыбы» [2, c. 217–219]. Он предостерегает от чрезмерного увлечения раздвоением и отделения духовного и природного, что приводит к потере экзистенциального единства человеческого существования. При этом подчеркивает, что фундаментальная раздвоенность человека является условием и побуждением к достижению, обретению целостности.

Примечательно, что здесь мы обнаружили усиление объединяющего начала экзистенции, которое прослеживается в виде центральной идеи всех философов-экзистенциалистов: единство чувственных переживаний и разума, осуществляемое в пределе духовного уровня, должно находиться в союзных отношениях с телесной сущностью как явленностью природной целостности.

Кроме того, в риторике мыслителей экзистенциально-гуманистического подхода мы обнаружили флагманскую идею о том, что причастность к целостному миру как данность существования в феноменальном сознании сначала переживается, а только потом осознается. Переживание как феномен сознания выступает ключевой категорией феноменологического учения. Эта категория является ключевой и в экзистенциальных идеях [6, c. 65–74].

Итак, обращение к экзистенциальным концептуальным взглядам позволяет увидеть более полную картину современных представлений о феномене творческого сознания. Опираясь на вышеизложенные тезисы, считаем верным утверждение о том, что творческое сознание отражает экзистенциальную позицию субъекта. В таком ракурсе единицей измерения творческого сознания становится экзистенция, вмещающая в себя единство чувственных переживаний и разума на духовном уровне причастности к миру самобытия субъекта. Это сознание, исходящее из самого субъекта творчества и направленное в мир, частью которого он себя осознает. Основными характеристиками экзистенциальной позиции творческого субъекта выступают истинность, причастность, включенность, целостность (мышления, деятельности, чувств), духовность.

 

ЛИТЕРАТУРА

1. Бахтин, М. М. К философии поступка / М. М. Бахтин. – М.: Искусство, 1990. – С. 71-74.
2. Бубер, М. Два образа веры: пер. с нем. / М. Бубер; под ред. П. С. Гуревича, С. Я. Левит, С. В. Лёзова. – М.: Республика, 1995. – 464 с.
3. Бьюдженталь, Дж. Наука быть живым / Дж. Бьюдженталь. – М.: Класс, 2010. – 336 с.
4. Поросенков, С. В. Духовность личности и экзистенциальный смысл / С. В. Поросенков // Вестн. Вят. гос. гуманит. ун-та. Философия и социология; культурология. – 2009. – № 4 (4). – С. 6–11.
5. Гуссерль, Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. Кн. 1: пер. с нем. / Э. Гуссерль. – М.: ДИК, 1999. – 227 c. – Режим доступа: http://wwwcom/ru_zar/sci_philosophy/gusserl/2/.
6. Знаков, В. В. Самопонимание, самопознание и понимающее себя бытие / В. В. Знаков // Методология и история психологии. – 2007. – Т. 2. Вып. 3. – С. 65–74.
7. Левин,Г. Д. Философские категории в современном дискурсе / Г. Д. Левин. – М.: Логос, 2007. – 224 с.
8. Лэнгле, А. Эмоции и экзистенция / А. Лэнгле; пер. с нем. О. А. Шипиловой. – Харьков: Гуманитарный центр, 2011. – 332 с.
9. Марсель, Г. Взгляд в прошлое / Г. Марсель // О смелости в метафизике / сост., пер. с фр., вступ. ст., примеч. В. П. Визгина. – СПб.: Наука, 2012. – С. 259–287.
10. Рубинштейн, С. Л. Бытие и сознание / С. Л. Рубинштейн. – М.: Смысл, 1957. – 330 с.
11. Ставцева, О. И. В кругах сравнения… Понятие «экзистенция» у Шеллинга, Кьеркегора, Хайдеггера / О. И. Ставцева // Серия «Мыслители», Размышления о философии на перекрестке второго и третьего тысячелетий. Вып. 11. К 75-летию проф. М.Я. Корнеева. – СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2002. – C. 122–133.
12. Субири, Х. Чувствующий интеллект / Х. Субири; пер. с исп. Г. В. Вдовиной. – М.: Ин-т философии, теологии и истории св. Фомы, 2006. – 304 с.
13. Тиллих, П. Систематическая теология: пер. с нем. / П. Тиллих. – Т. 1–2. – СПб.: Университетская книга, 2000. – 463 с.
14. Франк, С. Л. Душа человека. Опыт введения в философскую психологию / С. Л. Франк // Реальность и человек. – М.: Республика, 1997. – С. 47–49.
15. Хайдеггер, М. Немецкий идеализм. (Фихте, Шеллинг, Гегель) / М. Хайдеггер; пер. с нем. А. П. Шурбелёва. – СПб: Имхо-Пресс, 2014. – 496 с.
16. Хайдеггер, М. Бытие и время / М. Хайдеггер; пер. с нем. В. В. Бибихина. – Харьков: Фолио, 2003. – 503 с.
17. Шиллер, Ф. О грации и достоинстве / Ф. Шиллер // Собр. соч.: в 7 т. / пер. с нем. под ред. Л. Е. Пинского. – М.: Худож. лит., 1957. – Т. 6. Статьи по эстетике. – С. 115–170.
18. Ясперс, К. Разум и экзистенция / К. Ясперс; пер. с нем. А. К. Судакова. – М.: Канон+: РООИ «Реабилитация», 2013. – 336 с.

 

 

Мазаненко О. М. Творческое сознание как экзистенциальная позиция субъекта

Статья выполнена в традициях экзистенционально-феноменологического подхода, в рамках которого при анализе творческого сознания автор переходит от концепции сущности к парадигме существования. В качестве квинтэссенции творческого сознания усматриваются те динамичные чувственные феномены переживаний, которые позволяют творцу ощущать себя субъектом со своей психологической реальностью в творческой деятельности. Рассуждения автора позволяют увидеть в феномене творческого сознания отражение экзистенциональной позиции субъекта творческой деятельности. В таком ракурсе единицей измерения творческого сознания становится экзистенция, вмещающая в себя единство чувственных переживаний и разума на духовном уровне причастности к миру самобытия субъекта. Это сознание, исходящее из самого субъекта творчества и направленное в мир, частью которого он себя осознает. В качестве основных характеристик экзистенциональной позиции творческого субъекта выступают истинность, причастность, включенность, целостность (мышления, деятельности, чувств), духовность.

Ключевые слова: творческое сознание, экзистенция, переживание, разум, духовность.

 

Mazanenko O. M. Creative Consciousness as an Existential Position of the Subject

The article is made in the tradition of existential-phenomenological approach, in which the analysis of the creative consciousness of the author goes from the concept of essence to the paradigm of existence. As the quintessence of creative consciousness, we see those dynamic sensory phenomena of experiences that allow the Creator to feel himself a subject with his psychological reality in creative activity. The author’s reasoning allows us to see in the phenomenon of creative consciousness a reflection of the existential position of the subject of creative activity. In this perspective, the unit of measurement of creative consciousness becomes existence, which contains the unity of sensory experiences and reason on the spiritual level of participation in the world of self-existence of the subject. This is the consciousness that comes from the subject of creativity itself and is directed to the world of which he is aware of himself. The main characteristics of the existential position of the creative subject are truth, participation, inclusion, integrity (thinking, activity, feelings), spirituality.

Key words: creative consciousness, existence, experience, mind, spirituality.