ДИАЛОГ КУЛЬТУР В РОМАНАХ КЭНДЗАБУРО ОЭ

УДК 130.2

 Н. С. Ищенко

Диалог культур в современном мире происходит непрерывно. Инокультурные элементы заимствуются из информационного пространства, усваиваются и используются для собственного творчества. При этом может сохраняться культурное пространство культуры-реципиента, а может усваиваться иерархия ценностей культуры-транслятора. Экспансивная американская культура стремится реализовать второй вариант, вместе с заимствованными элементами инсталлировать собственный культурный код, разметку культурного пространства, свое видение мира и места в мире, принадлежащего как американцам, так и другим народам.

Исследование механизма транскультурной трансляции американских ценностей и создания собственных интерпретаций на основе сохраняющихся текстов культурной памяти актуально для современной русской культуры, испытывающей сильное американское влияние. Рассмотрим творчество японского писателя Кэндзабуро Оэ как пример межкультурной коммуникации, предметом которой являются американские ценности прогресса и демократии, а результатом – интерпретация этих ценностей на основе японской истории и культуры.

Целью исследования является изучение процесса транскультурного распространения ценностей. Для достижения данной цели решаются такие задачи, как исследование изменений культурной памяти при рецепции инокультурных элементов, а также изучение механизмов усвоения этих элементов посредством генерации интерпретаций, учитывающих контекст коммуникации.

Методология исследования основывается на теории диалога культур Ю. М. Лотмана, концепции культурной памяти Я. Ассмана, теории культурных констант, описанных в работах С. Лурье, а также концепции топосов, впервые введенной Э. Курциусом. В работе также используется герменевтический и семантический анализ текстов У. Эко, исследуется трансформация идей на границе культур, а также усвоение результатов интерпретации принимающей культурой.

При рассмотрении межкультурной коммуникации Ю. М. Лотман предлагает заменить неточный термин «влияние культуры» термином «диалог культур», который отражает основные параметры ситуации взаимодействия [6, с. 122]. Диалог создается попеременной активностью передающей и принимающей культуры. В ходе диалога поэтапно вырабатывается общий язык общения. Сначала принимающая сторона осваивает язык чужой культуры и учится правилам создания текстов, культурных объектов и культурных систем на этом языке. На следующем этапе происходит принципиальное изменение: чужая традиция трансформируется в соответствии с культурными механизмами принимающей стороны и становится своей, инокультурные системы включаются в собственную культуру, часто коренным образом меняя облик. В этот критический момент меняется направление культурного влияния, и поток текстов принимающей стороны может многократно превосходить тот, который она усвоила на первом этапе диалога. Примечательно, что ответ в диалоге культур может получить вовсе не та культура, которая инициировала изменения.

Описанная схема диалога культур характеризует взаимоотношения Японии с США. Начатая в 1945 году, после поражения во Второй мировой войне, фаза усвоения американских ценностей сменилась в конце ХХ века трансляцией собственной культурной продукции, более обильной, яркой и интересной, чем усвоенный материал. Начальный этап диалога культур, период усвоения американских ценностей японской культурной системой, и отразил в своем творчестве Кэндзабуро Оэ.

На первом этапе диалога культур благодаря активному усвоению нового материала меняется содержание культурной памяти принимающей культуры. Культурная память направлена на фиксированные моменты прошлого опыта группы, имеющие решающее значение для становления группы и отражающие ее самые важные ценностные установки. Однако прошлое как таковое не может сохраняться в культурной памяти. По выражению немецкого исследователя культурной памяти Яна Ассмана, «прошлое скорее сворачивается здесь в символические фигуры, к которым прикрепляется воспоминание» [1, с. 54].

Символические фигуры представляют собой чувственные образы, содержащие смысл событий прошлого, как он видится членам группы. Смысл важных для коллектива событий сохраняется не только в виде статичных образов, но и в динамической форме сюжетов, описывающих социально одобряемые и социально не одобряемые в данном социуме поступки. Такие символические фигуры, объединяющие образ и сюжет, называются топосами культурной памяти.

В современных исследованиях по литературе и культурологии для обозначения комплексов идей и образов используется термин «топос». Данный термин введен Э. Курциусом в его исследованиях латинской литературы Средневековья в Европе, однако до сих пор требует уточнения. Топос понимается как «единица культуры, вмещающей духовное содержание» [3, с. 28]. Топос концептуализируется также как культурный стереотип, константа, универсалия, отражающая аксиологическую составляющую мировоззрения конкретной эпохи [2, с. 76].

Светлана Лурье показывает, что «культурные константы – это ментальные орудия, посредством которых внешний опыт упаковывается в определенные образы. Однако культурные константы никак не сами эти образы, культурные константы внесодержательны, они включают в себя лишь формальные характеристики, которые и прилагаются к воспринимаемым объектам и явлениям» [8, с. 20].

Система топосов культурной памяти содержит исторические события, географические локации и топонимы, имена и события из жизни исторических деятелей, литературных и фольклорных персонажей. Реальные события в жизни людей представляют собой в когнитивной теории культуры Д’Андрада «поток материала», то есть любые феномены, которые не получили значения в культуре и потому не совсем воспринимаются ее носителями [7, с. 196]. Реальные события, деятели, их биографии могут сохраниться в традиции, только попав в культурную память, способную хранить информацию лишь в виде топоса, явленного как символ или миф. Поэтому реальные события, попадающие в культурную память, неизбежно приобретают символический характер и превращаются в миф, сохраняемый в виде текста.

По мнению Ольги Первушиной, культурная память функционирует как «культурный текст, содержанием которого является культурный опыт прошлого как результат адаптации этноса к условиям существования; опыт имеет тенденцию к воспроизводству и реактивации» [13, с. 327].

Способы актуализации существующих текстов, содержащиеся в культурной памяти, не остаются неизменными, поскольку на них влияет социокультурный контекст, в котором находится читатель. Изменяемая часть памяти охватывает все созданные в ходе развития культуры способы дешифровки текстов данной культуры, что позволяет социуму реагировать на внешние воздействия и внутренние изменения, подбирая интерпретацию, наиболее соответствующую стоящей перед обществом задаче. Культурную память социума невозможно ограничить несколькими интерпретациями, в межкультурной коммуникации постоянно появляются новые варианты прочтения текстов культуры.

У. Эко указывает, что в рамках герменевтической экспликации смысла возможны как семиотические, так и герметические стратегии интерпретации текста. Семиотические стратегии интерпретации направлены на выявление смысла текста, установление адекватно отраженных в тексте связей знаков в знаковой системе и знаков с их денотатами. Герметические стратегии разрушают эти связи, произвольно создавая ризомные структуры, не имеющие внутренней согласованности и системной связности [4].

Читательская интерпретация, полностью воссоздающая авторское толкование текста, невозможна из-за различного содержания памяти читающего и пишущего, даже живущих в одном времени и в рамках одной культуры. Однако такая интерпретация все же может оставаться семиотической за счет существования автора, текста и читателя в единой семиотической среде либо в семиотической среде, изменяющейся, как показал Ю. М. Лотман, закономерным образом. Изменения смысла текста на границе культур порождают как герменевтические, так и семиотические интерпретации. Принимающая культура усваивает те элементы, которые находят соответствие в ее культурной памяти. Рассмотрим этот процесс на примере усвоения американской культуры в творчестве К. Оэ и семиотических интерпретаций, созданных писателем.

Кэндзабуро Оэ (1935–2023) – выдающийся японский писатель XX–XXI вв. В совершенстве владея литературной техникой модернистского романа, Оэ обращается к острой теме культурного взаимодействия с США, которые победили Японию в 1945 году после атомной бомбардировки, оккупировали страну, законодательно запретили Японии иметь армию, насильственно поставили Японию на путь вестернизации, перестраивая ее по западному образцу.

Сопротивление американской политике выразилось в действиях оппозиционных политических движений, экстремистских групп, а также в искусстве, культуре и литературе того времени. В противовес этой реакции японского общества Оэ всегда воспринимал западную демократию как важную ценность, к которой нужно стремиться. Рассмотрим, каким образом Кэндзабуро Оэ интерпретировал японскую культуру для внедрения в нее американских ценностей.

Оккупацию Японии американскими войсками писатель застал десятилетним ребенком. Детские впечатления от окончания войны, уроки демократии и конституции в школе остались с писателем на всю жизнь. Американский путь развития Оэ считает безальтернативным. Причины проблем Японии ХХ века писатель видит в недостаточном усвоении демократии и конституции, привнесенных в Японию из США. Он искренне порицает движение за суверенитет Японии, возникшее в стране в 1960-х гг. Оэ ставит в пример современникам своего ровесника, назвавшего первенца Кэнсукэ, в честь конституции. Потерю этого энтузиазма по отношению к американским ценностям писатель порицает и призывает преодолеть для блага страны [11].

Самые крупные произведения Оэ – это романы «Опоздавшая молодежь» (1962), «Футбол 1860 года» (1967), «Объяли меня воды до души моей…» (1973), «Записки пинчраннера» (1976), «Игры современников» (1979). Во всех этих романах есть общие мотивы, в четырех из них прямо описывается одна деревня, самые важные образы раскрываются не в одной книге, а во всех вместе. Поэтому, хотя сюжетно произведения и не связаны, они будут рассмотрены в комплексе.

Романы Оэ посвящены жизни послевоенной Японии. Основным общественным процессом данного периода является включение Японии в демократический западный мир. Во всех романах писателя формально разные персонажи, но все они имеют общие черты. Главный герой у Оэ – это молодой человек, родившийся в деревне, переживший острый кризис после поражения Японии в войне и стремящийся найти свое место в новом мире. Для этого главный герой вступает в отношения с дочерью известного политика, надеясь на карьерный рост в результате этой связи. Планы героя рушатся, связь приводит его к преступлению, а преступление – к бунту против несправедливого мира, к разным формам протеста, разрушения и саморазрушения.

Эти общие черты роднят главного героя произведений Оэ со знаковым персонажем французской литературы, которую автор изучал в университете, – Жюльеном Сорелем, героем романа Стендаля «Красное и черное». По словам самого Стендаля, если бы он писал роман после 1830 года, его Жюльен пошел бы на баррикады и принял бы участие в революции. Эту программу выполняет Оэ. На интертекстуальном уровне его романы – это приключения Жюльена Сореля, попавшего в послевоенную Японию ХХ века.

Впервые данный герой появляется в книге «Опоздавшая молодежь», и здесь его биография в наибольшей степени совпадает в узловых моментах с жизненным путем Жюльена Сореля. Последующие романы рисуют этого персонажа на более поздних этапах жизненного пути. С другим именем и другой биографией в одном романе он ищет близости с дочерью политика, в другом оказывается уже разведен с дочерью политика, имеет от нее ребенка и т. д.

Проблема Жюльена Сореля, возможность пробиться из низов и сделать карьеру, найти свое место на вершине, решается героями Оэ на фоне кризиса в Японии, острого переживания поражения в войне, смены всех культурных оснований личной и общественной жизни. Для решения как личных, так и социальных проблем писатель предлагает один способ – заимствовать культуру победителей. Посмотрим, как это происходит в следующем крупном произведении автора, романе «Футбол 1860 года».

Название произведения всегда несет особую смысловую нагрузку. Из пяти главных романов Оэ в двух в названии упоминаются американские спортивные игры. Это игры, получившие распространение после войны, под американским влиянием. В романе «Футбол 1860 года» подчеркивается, что до эпохи Мэйдзи, которая началась в 1868 году, в Японии не было футбола. Что же тогда значит это название?

«Футбол 1860 года» – это первая попытка описать диахронические поведенческие структуры согласно одной модели. Полностью это удалось автору в книге «Игры современников» (другой вариант перевода, на наш взгляд, более точно передающий смысл, – «Игры в одновременность»), но и в рассматриваемом тексте уже видны все важные моменты.

Предмет изображения в романе – два события, которые происходят в одном и том же месте, функционально с одними и теми же главными героями, но с разницей в столетие. Это крестьянское восстание 1860 года и выступление деревенской молодежи против сложившихся порядков в 1960 году. В XIX веке это было обычное крестьянское восстание, в XX – лидер деревенской молодежи заставляет ребят играть в футбол, чтобы сплотить их, сделать из аморфной массы боевой отряд, и футбол становится символом всех случившихся в деревне беспорядков.

Несмотря на некоторые заметные отличия, события развиваются по одному сценарию, в романе описан паттерн поведения, который может по-разному заполняться конкретикой, но по своей сути остается неизменным и воспроизводится с интервалом в сто лет. Почему же не восстание выбрано для семиотизации этого повторяющегося события, а футбол?

Это способ показать, что именно американская спортивная игра является моделью и образцом, по которому строится событие японской истории и его восприятие участниками. Не новые американские влияния интерпретируются автором в духе японской культуры, а, наоборот, события японской истории, повторяющиеся не одно столетие, переосмысливаются с позиций американской культуры.

В книгах Оэ не только японская история перетолковывается на западный манер, но и другие культуры воспринимаются сквозь призму западной. В романе «Объяли меня воды до души моей…» показана молодежная экстремистская группировка. Для подготовки к будущим боям подростки занимаются английским языком. Они читают на английском Достоевского. Для чтения главный герой выбирает речи старца Зосимы из «Братьев Карамазовых» о том, что человек не должен превозноситься над животными и должен особенно любить и беречь детей [12, с. 140].

В этом отрывке на английском языке выражено в кратком виде идейное содержание романа. Главный герой Исана совершил преступление – убийство ребенка. Он уходит от общества, называя себя поверенным китов и деревьев, то есть отвращается от людей ради животных и растений. Знаменательно, что это идейное ядро описано словами Достоевского, но на английском языке. О китах написана вторая книга, которую Исана взял в свое затворничество, – «Моби Дик». И в этом случае для выражения смысла своего бытия герой использует английский язык и американского автора.

Далее в романе Оэ снова приводятся слова старца Зосимы: «Young man, be not forgetful of prayer. Every time you pray, if your prayer is sincere, there will be new feeling and new meaning in it, which will give you fresh courage, and you will understand that prayer is an education (Юноша, не забывай молитвы. Каждый раз в молитве твоей, если она искренна, мелькнет новое чувство, а в нем новая мысль, которую ты прежде не знал и которая вновь ободрит тебя; и поймешь, что молитва есть воспитание)» [Там же, с. 141].

Подросткам в экстремистской группировке понравился этот текст, и многие выучили его наизусть. Некоторые слова они оставили без перевода, так как не смогли подобрать японский эквивалент. Свои боевые действия по подготовке к будущему восстанию они назвали prayer и считали, что этими тренировками способствуют своему education. В финальном противостоянии с полицией им пришлось выдерживать осаду, и слова «Young men, be not forgetful of prayer» они сделали своими позывными, когда им удалось выйти в эфир.

Данный сюжет показывает, что, по замыслу автора, американская культура является мерой всех культур. Все другие культуры воспринимаются только через посредничество английского языка. Достоевский и Толстой были популярны в довоенной Японии, японцу нет нужды обращаться именно к английскому переводу, чтобы ознакомиться с Достоевским. Таким образом, у автора это сознательная полемика с существующей традицией, использование англоязычного текста выступает как отказ от старого способа взаимодействия культур и демонстрация новой роли американской культуры в мире.

Далее, покажем, что у Оэ американская культура является эталоном не только для японской истории и для всех других культур, но и образцом христианской культуры как таковой.

Еще одно произведение Оэ, название которого отсылает к американской спортивной игре, это «Записки пинчраннера». Как рассказывается в самом романе, бейсбол для послевоенного поколения был чем-то особенным. Те, кому в 1945-м было десять лет, вкладывали в бейсбол всю душу. Попасть в школьную команду, участвовать в соревнованиях было мечтой. Бейсбол был символом новой жизни, нового единства. Дети следующего поколения не увлечены бейсболом, и это воспринимается как потеря, как что-то достойное осуждения. Когда игрок бежит по полю, зрители кричат ему «ЛИ ЛИ», от английского слова «лидер, лидировать». Этот крик «ЛИ ЛИ» звучит в душе главного героя в самые сложные моменты его истории, когда ему нужно принимать важное, определяющее решение. Таким образом, бейсбол и все с ним связанное имеет в романе исключительно положительные коннотации.

Пинчраннер в бейсболе – это игрок, у которого нет закрепленного места на поле, он бежит туда, где он нужен, помогает команде там, где она не справляется. Другими словами, пинчраннер – это помощник, спаситель. В названии романа зашифрована религиозная идея, поскольку это «Записки Спасителя», что задает определенное восприятие для представителей христианской культуры.

В центре повествования находятся Мори и отец Мори, испытавшие то, что отец Мори называет «превращение». Это событие мистического плана, которое воспринимается не как точечное чудо и локальная флуктуация, а как прообраз будущего спасения всей нашей планеты. Таким образом, главные герои – это отец и сын, которые своим превращением спасут все человечество.

В данном романе встречается единственная на весь корпус цитата из Евангелия, с характерным изменением: «Я лежал на полу, налипшая на ней давнишняя и свежая грязь пропиталась кровью, которая струилась из носа и ушей. Я лежал на мятых, перепачканных листовках, пахнувших типографской краской. Усугубляя жестокую физическую боль, меня мучило и нечто иное – страшное предчувствие. В ушах звучала строка из Библии, правда несколько измененная: „Прежде чем пропоет петух, ты трижды отречешься от себя, превратившегося”. Причем „ты” относилось не ко мне, а к Мори. Мной овладел ужас – а вдруг Мори забыл о миссии, ради которой произошло наше превращение, переметнувшись в лагерь тех, кто называет его „наш боец”?!» [9, с. 230].

В Новом Завете эти слова говорит Христос апостолу Петру, который действительно отрекается от учителя после его ареста. У Оэ та же фраза относится к Мори, чем еще раз подчеркивается его роль мистического Спасителя в художественном мире романа.

Противостоящий Мори Могущественный Господин А. сравнивается в тексте с Гитлером, а Гитлер – с Антихристом. Могущественный Господин А. олицетворяет большую политику западного толка, и в то же время его происхождение из архетипической японской Деревни показывает, что порожден он самой Японией, вышел из народа. Могущественный Господин А. угнетает деревенских, они его боятся, это показывает, что, в принципе, тут возможен конфликт и отторжение этого явления самой Деревней, но в рассматриваемой книге этого не происходит, деревенские все-таки его слушаются. Вот так традиционная Япония вместе с Западом порождает подобного героя, который стремится ввергнуть мир в ядерную катастрофу. Мори удается сорвать его планы ценой собственной жизни.

Итак, христианский сюжет победы Христа над Антихристом показан в романе с помощью американской спортивной игры. Не библейские образы объясняют мир, а библейские образы понимаются и объясняются через спортивную терминологию современной американской культуры. Христианство описывается как часть американской массовой культуры. Все библейские идеи выражаются на языке массовой культуры, поясняются и реализуются с ее помощью.

Не только чужая литература и религия воспринимаются Оэ сквозь призму американской массовой культуры. Автору также удалось воплотить в своем творчестве американскую философию социального номинализма и конструктивизма на примере такого семантически нагруженного топоса, сквозного в его творчестве, как деревня.

Социальный номинализм предполагает, что сложный социальный организм не имеет никаких свойств, которые не выводились бы из свойств его частей. В частности, если государство состоит из деревень, то все свойства государства сводятся к свойствам деревни и деревенской жизни, потому описание государства как самостоятельной сущности избыточно и нефункционально. Социальный объект, который можно описать при таком подходе, ограничивается размерами малой социальной группы, члены которой связаны личными реляционными связями. Таким образом, максимальный по размеру социальный объект, доступный данной исследовательской оптике, это деревня.

Кэндзабуро Оэ воссоздал в своих книгах деревню как реальный живой организм, мощный, всеобъемлющий, самовоспроизводящийся. Деревня – это живая модель мироздания, замкнутый микрокосм. Там и время течет по-своему. В романе «Игры современников» использованный в «Футболе 1860 года» прием доведен до совершенства – рассмотрено множество вариантов одного сценария событий, показана его завершенность и целостность.

Для Оэ его книга – реакция на самоубийство Мисимы в 1970 году, который хотел возродить великую Японскую империю, выступал с позиций японской имперской идеологии [11, с. 196–197]. Оэ решил создать идейную альтернативу имперской идеологии и мифологии. Ему это удалось в романе «Игры современников» [10]. Это та мифология, которая в настоящее время используется в технологиях нациестроительства для создания культурных групп с заданными параметрами. В творчестве Оэ мифы о жизни в деревне, о существовании людей в самозамкнутом микрокосме с ограниченным рядом социальных ролей, неизменных во времени, получают мощное эмоциональное сопровождение и создают живую основу для конструирования малых общностей на месте больших социальных структур.

Хотя идеальная деревня замкнута и является микрокосмом, эта замкнутость мнимая. Деревня все же включена в межкультурное взаимодействие. В идеальной деревне Оэ существует анклав чужаков. Поначалу таких анклавов было даже два – корейский поселок и такадзесцы, потомки коренных жителей долины. Таким образом, в деревне существует сразу два мини-сообщества, принадлежность к которым вычеркивает из списка людей.

В «Играх современников» автор отказался от помещения корейского поселка в замкнутый топос деревни. Корейский поселок указывал бы на реальную Корею, размыкал бы пространство, так что остались только так называемые «потомки больших обезьян», почти уничтоженные жителями деревни, парии, соответствующие такадзесцам из «Опоздавшей молодежи». Если в первом романе герой пытается наладить контакт с изгоями, более того, именно они оказываются самыми человечными из всех жителей долины (такадзесцы пытаются сопротивляться оккупантам, когда остальные кричат «хелло», а кореец Кан – лучший и неизменный друг рассказчика), то в последнем романе эти мотивы отсутствуют. Итак, в архетипической деревне изгои присутствуют. Их статус – нелюди, и никакие силы внутри деревни не стремятся этот статус изменить.

Деревня (она же государство, она же космос) часто описывается у Оэ следующими метафорами: загробный мир, могила, земля мертвых, ад. Метафора ада встречается чаще всего. Ад ассоциируется с радостью и весельем, встречается упоминание об эротизме ада. В микрокосме деревни эротизм реализуется в инцесте (указания на это встречаются романах «Футбол 1860 года» и «Игры современников»).

Таким образом, модель мироздания у Оэ включает следующие признаки: замкнутая деревня вместо потенциально бесконечной империи; существование нелюдей вместо христианского универсализма. Язычество в текстах автора используется для интерпретации западных ценностей. Западные идеи без существенных потерь включаются в идейный космос японской культуры, поскольку Оэ нашел в японской культуре именно те основные идеи, которые являются базовыми в культуре американской: деление людей на людей и нелюдей и небольшая община как основа, на которой строятся более сложные социальные структуры. Первый пункт соотносится с базовой для протестантизма идеей о двойном предопределении одних людей к раю, а других к аду [5]. Концепция малой общины в противовес большой сложной социальной системе в некоторых чертах совпадает с западным индивидуализмом. Западные политические и социальные теории исходят из того, что первичен индивид, а уже из желаний и интересов атомизированного индивида вырастают все сложные социальные и политические системы. У Оэ первичен не индивид, а замкнутая небольшая самодостаточная община, а такие общины и их равноправные федерации играют большую роль если не в американской реальности, то в американской политической мифологии.

Важное место в творчестве Оэ занимает проблема высказанности какого-то смысла, описанности какой-то общности. Это центральная тема поэтики постмодерна, развивающейся в ХХ веке, и она так или иначе раскрывается во всех анализируемых романах писателя.

В «Опоздавшей молодежи» говорится, что спящая деревня – это спящий великан. В «Играх современников» уточняется, что этот великан – Разрушитель, основатель деревни-государства-микрокосма. Там же объясняется, что разбудить или оживить убитого Разрушителя и пересказать мифы и предания нашего края – одно и то же действие.

Текст «Опоздавшей молодежи» – это записки-мемуары главного героя. Он там главное действующее лицо, но все же смотрит на события постфактум, несколько со стороны. Кроме того, он еще в детстве покинул деревню и всячески старается от деревни отгородиться, и внутренне, и внешне. В «Футболе 1860 года» рассказчик тоже выходец из деревни, много лет проживший в Токио и уже совсем не деревенский человек по своим установкам и ценностям. От событий в деревне, которые разворачиваются у него на глазах, он подчеркнуто отстраняется. «Объяли меня воды до души моей…» углубляет эту тему: Союз свободных мореплавателей приглашает специалиста по словам со стороны. В «Записках пинчраннера» тема высказанности выходит на первый план: встреча отца Мори и писателя является завязкой действия, отец Мори подробно объясняет, зачем ему нужен писатель, который поведает миру о нем и его превращении. Сам писатель в событиях не участвует. В «Играх современников» тема автора – одна из центральных. Рассказ ведется от имени человека, который должен записать «мифы и предания нашего края», он сын чужаков в долине и много лет назад уехал оттуда, описывает он мифы и предания в Мексике, на другом краю света.

Итак, описывает общность, высказывает ее ценности всегда чужак. Возможно, это еще один способ показать, что старая традиционная Япония скомпрометировала себя и теперь должна молчать в новом мире, что сама Япония не может высказать свою истинную сущность – отсталость на фоне западного прогресса, и тут нужен взгляд со стороны.

Кэндзабуро Оэ как писатель много сделал для внедрения американских ценностей в японскую культуру. В его работах демократия показана как регулирующий принцип, идеал, переформатирующий японскую действительность на уровне мифа. Центральные мифы японской культуры, как они выступают в работах Оэ, созвучны базовым идеям американского общества, которые не озвучиваются, но функционируют. Во-первых, это деление людей на две категории с неравным бытийным статусом, которое постоянно возрождается, продуцируя расизм, нацизм и разные виды дискриминации; во-вторых, это разрушение имперских структур за счет усиления малых архаических общин и локальных групп – процесс, идущий в разных странах мира и продуцирующий конфликты вплоть до военных действий. Японский писатель в своей интерпретации показывает, как эти ценности согласовываются в японской и американской культуре, формируя новое пространство взаимодействия культур и становясь условием культурной активности Японии в межкультурной коммуникации современного мира.

Таким образом, изучение процесса транскультурного распространения ценностей американской культуры на примере взаимодействия с послевоенной японской культурой показывает, что культурная память при рецепции инокультурных элементов перестраивается: американская культура становится неотъемлемым медиатором при интерпретации как международных процессов, так и собственно японских событий, образов и ценностей. Усвоение инокультурных элементов происходит путем создания новых интерпретаций известных явлений политического, религиозного и культурного планов (восстаний, верований, создания текстов, выражающих суть японского мифа). В современном контексте японские культурные объекты трансформируются, включаясь в решение задач постмодернистской литературы (место автора и читателя в культуре), а также международной политики (включение Японии в глобальный мир).

ЛИТЕРАТУРА

  1. Ассман, Я. Культурная память : Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности / Я. Ассман ; [перевод с немецкого М. М. Сокольской]. – Москва : Языки славянской культуры, 2004. – 363 с. : ил., табл. ; 22 см. – ISBN 5-94457-176-4. – Текст : непосредственный.
  2. Богдевич, Е. Ч. Топос «книга» в литературе постмодернизма: структура, семантика, специфика функционирования / Е. Ч. Богдевич. – Текст : непосредственный // Вестник Полоцкого государственного университета. Серия A. Гуманитарные науки. – 2019. – № 10. – С. 76–82. – Рез. англ. – Библиогр.: с. 81–82 (13 назв.).
  3. Гаевская, Н. З. Вопросы исследования агиографической топики / Н. З. Гаевская. – Текст : непосредственный // Сборник материалов XXII Свято-Троицких ежегодных международных академических чтения в Санкт-Петербурге : сборник докладов и сообщений, Санкт-Петербург, 25–28 мая 2022 г. Часть 2 / ответственный редактор В. А. Егоров. – Санкт-Петербург : Русская христианская гуманитарная академия им. Ф. М. Достоевского, 2022. – С. 28–32.
  4. Гайер, К. Е. Герменевтика и интерпретативная семиотика в работах У. Эко / К. Е. Гайер. – Текст : непосредственный // Мова : науково-теоретичний часопис з мовознавства. – 2014. – № 21. – С. 19–22. – Рез. англ. – Библиогр.: с. 22 (8 назв.).
  5. Ищенко, Н. С. Теологема Невидимой Церкви в современной массовой культуре / Н. С. Ищенко. – Текст : непосредственный // Традиционные общества : неизвестное прошлое : материалы XVII Международной научно-практической конференции (27–28 мая 2021 г., г. Челябинск). В 2 частях. Часть 2 / редакционная коллегия: П. Б. Уваров (главный редактор) [и др.]. – Челябинск : Изд-во Южно-Уральского государственного гуманитарно-педагогического ун-та, 2021. – С. 38–45.
  6. Лотман, Ю. М. Проблема византийского влияния на русскую культуру в типологическом освещении / Ю. М. Лотман. – Текст : непосредственный // Избранные статьи. В 3 томах. Том 1. Статьи по семиотике и топологии культуры / Ю. М. Лотман. – Таллинн : Александра, 1992. – ISBN 5-450-01551-8. – С. 121–128.
  7. Лурье, С. В. Об особом классе культурных феноменов Православная культурология путем советских психологов-марксистов / С. В. Лурье. – Текст : непосредственный // Тетради по консерватизму. – 2021. – № 2. – С. 173–207. – Рез. англ. – Библиогр.: с. 205–207 (73 назв.).
  8. Лурье, С. В. Что такое культурная картина мира и как формируется культурная традиция / С. В. Лурье. – Текст : непосредственный // Тетради по консерватизму. – 2021. – № 2. – С. 13–62. – Рез. англ. – Библиогр.: с. 60–62 (60 назв.).
  9. Оэ, К. Записки пинчраннера : роман / К. Оэ ; [перевод с японского В. Гривнина]. – Санкт-Петербург : Амфора, 2000. –  328, [3] с. ; 21 см. – ISBN 5-8301-0104-1. – Текст : непосредственный.
  10. Оэ, К. Игры современников : роман / К. Оэ ; [перевод с японского В. Гривнина]. – Санкт-Петербург : Амфора, 1999. – 458, [3] с. ; 21 см. – (Тысячелетие = Millennium). – ISBN 5-8301-0071-1. – Текст : непосредственный.
  11. Оэ, К. Обращаюсь к современникам : художественная публицистика / К. Оэ ; перевод с японского и комментарии В. Гривнина ; предисловие А. И. Сенаторова. – Москва : Прогресс, 1987. – 288 с, 1 л. ил. – 500 экз. – Текст : непосредственный.
  12. Оэ, К. Объяли меня воды до души моей : роман ; Рассказы : перевод с японского / К Оэ ; предисловие Т. Григорьевой ; художник В. Алексеев. – Москва : Прогресс, 1978. – 409 с. : ил.; 20 см. – (Мастера современной прозы. Япония). – Текст : непосредственный.
  13. Первушина, О. В. Культурная преемственность, культурная память и традиция : соотношение понятий как культурологическая проблема / О. В. Первушина. – Текст : непосредственный // Мир науки, культуры, образования. – 2011. – № 1 (26). – С. 324–328. – Рез. англ. – Библиогр.: с. 327–328 (12 назв.).

 

Ищенко Н. С. Диалог культур в романах Кэндзабуро Оэ

Статья посвящена анализу транскультурной экспансии американских ценностей на примере творчества японского писателя ХХ века Кэндзабуро Оэ. В исследовании на основе теории культурной памяти проводится семиотический анализ романов писателя и демонстрируется роль американской культуры как универсального посредника для восприятия своей и чужой истории в культурном диалоге.

Ключевые слова: диалог культур, культурная память, интерпретация, японская культура, американская культура, японская литература, Кэндзабуро Оэ.

 

Ishchenko N. S. Dialogue of Cultures in the Novels of Kenzaburo Oe

The paper focuses on the analysis of the transcultural expansion of American values on the example of the work of the Japanese writer of the twentieth century Kenzaburo Oe. The study, based on the theory of cultural memory, conducts a semiotic analysis of the writer’s novels and demonstrates the role of American culture as a universal mediator for the perception of one’s own and someone else’s history in cultural dialogue.

Key words: dialogue of cultures, cultural memory, interpretation, Japanese culture, American culture, Japanese literature, Kenzaburo Oe.