УДК 130.2
А. В. Ярошевская
Экзистенциальную направленность в философии и творчестве Ф. М. Достоевского впервые обозначили наиболее яркие представители русской религиозно-идеалистической философии рубежа XIX–ХХ веков. Именно русские философы, благодаря специфическому мировоззрению, выявили механизмы реализации экзистенциальной антропологии в романах, публицистике и эго-текстах писателя.
Особое внимание Н. А. Бердяева, С. Н. Булгакова, В. В. Розанова, В. С. Соловьева, С. Л. Франка было приковано к исследованию сакрального смысла, особенностей, философской составляющей и проблематики уникальной новеллы Ф. М. Достоевского «Легенда о Великом инквизиторе», в которой наиболее полно реализовано понимание свободы, ставшей впоследствии важнейшим экзистенциалом в философии существования. Непреложная свобода личности, свобода воли и вероисповедания – ценнейшие дары Христа человечеству, считали мыслители.
По-разному интерпретируя смысл и философское содержания «Легенды о Великом инквизиторе», философы воспринимали тематику новеллы Ивана Карамазова как обличение насильственного переустройства общества (от социализма и революции до монархии); оценивали произведение как пророчество о судьбах человечества и предостерегали от искушений, в каком бы виде и обличии они ни проявлялись.
Отдельного внимания заслуживает анализ философии и творчества Ф. М. Достоевского в работах К. Н. Леонтьева.
Константин Николаевич Леонтьев – мыслитель, приверженец религиозно-консервативного направления, экзистенциалист, философ, писатель, литературный критик, публицист, дипломат, ставший в конце жизни монахом. Имя его было незаслуженно забыто долгие годы. Только в конце 90-х годов ХХ века «стало стремительно нарастать внимание к мыслителю; из забытого, неузнанного он… стал известным для всякого гуманитарно и религиозно образованного человека» [3, с. 7].
При жизни творчество писателя было практически неизвестно широким кругам. Леонтьева называли «Кромвель без меча», «политический Торквемада», «неузнанный феномен», о личности и взглядах мыслителя современники порой отзывались очень резко.
Философская прозорливость Леонтьева поражает: «То различие между понятиями „культура” и „цивилизация”, которое открылось мыслителям XX столетия, фактически было обрисовано Леонтьевым» [Там же, с. 11].
Необычный дар предвидения, «обостренное эстетическое чувство Леонтьева позволило ему узреть то, что не могли еще почувствовать самые способные и самые образованные люди», а именно: сумеют ли национальные культуры сохранить собственное своеобразие в условиях европейской тенденции «к однообразию культурных идеалов, учреждений, моды, политических устройств, личных стремлений», ведь «всеобщее же смешение, унификация – это путь к смерти государств, наций, культур» [Там же, с. 9].
Беспокоили мыслителя и проблемы общечеловеческие: религия, семья, любовь к Отечеству. «Они падут – и человек станет абсолютно и впервые „свободен”. Свободен, как атом трупа, который стал прахом», – писал Леонтьев [Там же, с. 10]. Он предсказывал «неизбежный кризис науки вообще и научной социологии в частности» и утверждал, что выходом из этого кризиса станет обращение к религии.
Вероятно, писатель не находил единомышленников и поклонников среди «маститых богословов», так как не принимал участия в богоискательских спорах, был равнодушен к догматам христианства, считал христианство «религией страха» и отдавал предпочтение «одному экзистенциальному переживанию мира, из которого выходили все его идеи» [2, с. 341].
К. Н. Леонтьев прожил сложную, насыщенную, полную взлетов и падений жизнь, он «интересен… не только идеями, заложенными в его текстах, но и духовным путем, своей мятущейся душой, погруженной в противоречия» [3, с. 13]. Именно из-за этих «раздирающих противоречий» его творчество всегда интересовало современников, которые «при явном критическом отношении к мировоззрению Леонтьева почувствовали меру его таланта и силу идей, перечеркивающих все общераспространенные мнения», подтверждали несомненное влияние, которое оказывал на них Леонтьев [Там же, с. 9]. О значимости личности и творческого наследия философа говорит и тот факт, что многие выдающиеся мыслители состояли с ним в переписке, посвящали ему эссе и статьи.
Особенно значительным было влияние Леонтьева на личность и мировоззрение В. В. Розанова, который переписывался с мыслителем, посвятил ему ряд статей и называл его «совершенно при жизни непонятым и непризнанным человеком» [6, с. 651]. В статье «Эстетическое понимание истории» (1892) Розанов отмечает необыкновенный литературный талант Леонтьева в «разборе двух главных романов» Л. Н. Толстого – «Война и мир» и «Анна Каренина».
Заочная дружба с Леонтьевым, их переписка не только оказали огромное влияние на личность Розанова, но и стали «явлением всей истории русской философии». В 1903 году Розанов опубликовал эти письма и «дал блестящую и самую глубокую характеристику» своего выдающегося современника. В статье «О Константине Леонтьеве» (1917) Розанов называет Леонтьева «философом и политиком», который еще будет оценен по достоинству: когда придет его время, «Леонтьев в сфере мышления… будет поставлен впереди своего века». В отличие от «Чаадаева, Герцена, и Влад. Соловьева… в нем есть именно мировой оттенок, а не только русский» [Там же, с. 656].
Н. А. Бердяев сравнивал Леонтьева с Ницше, отмечая, что русский философ «во многом превосходил» немецкого [1, с. 209]. Выдающийся мыслитель посвятил Леонтьеву ряд статей, среди которых «Константин Леонтьев. Очерк из истории русской религиозной мысли» (1926), «К. Леонтьев – философ реакционной романтики» (1905) и др. Бердяев признавал неоспоримый талант Леонтьева, но называл его судьбу «невыразимо печальной». Он относил Леонтьева к писателям, которые оказались «неузнанными, непонятными, никому не пригодившимися, умирающими в духовном одиночестве», хотя «по дарованиям, по уму, по оригинальности они стоят многими головами выше признанных величин» [Там же].
Н. А. Бердяев утверждал, что Леонтьев «самый крупный, единственный крупный мыслитель из консервативного лагеря, да и вообще один из самых блестящих и своеобразных умов в русской литературе» [Там же, с. 208]. При этом он, как и многие современники, неоднозначно относился к наследию Леонтьева. В статье «К. Леонтьев – философ реакционной романтики» (1905), которая являлась первым «обращением» к личности критика, он назвал Леонтьева «крайним государственником», утверждал, что у того «был настоящий культ деспотической власти, поклонение государственному насилию» [Там же, с. 226]. Позже Бердяев обозначил «два основных мотива» жизни Леонтьева – «эстетическую упоенность жизнью и религиозный ужас», утверждал, что «К. Леонтьев мечтал о политическом влиянии, хотел играть роль… руководящего реакционного публициста, но в этом он не познал самого себя» [Там же, с. 209].
В. С. Соловьев называл Леонтьева «оригинальным и талантливым», по просьбе Розанова он «написал статью о Леонтьеве для Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона» [3, с. 8]. Однако Соловьев считал, что «этот замечательный писатель и хороший человек» был «не очень известен при жизни – да, наверное, не будет и после смерти» [7, с. 20]. В статье «Памяти К. Н. Леонтьева» (1892) писатель называл «общее направление» мыслей Леонтьева «явно односторонним», идеи его – «пестрыми» и «неуравновешенными», без «идеального средоточия, из которого бы выходили и к которому сходились бы, как радиусы, все частные мысли» [Там же, с. 21].
С. Л. Франк подчеркивал сходство Леонтьева с Ницше и Бодлером, отмечал, что русский философ «еще сильнее их ощущал… красоту всего трагического и демонического», и это, в конечном итоге, «определяло все миросозерцание Леонтьева» [8, с. 238–239]. Писатель сожалел, что Леонтьева «мало знают и еще меньше понимают», а между тем «по силе, глубине и богатству духа – правда, духа больного, несчастного, – Леонтьев представлял совершенно исключительное явление» [Там же, с. 235–236]. Среди современных мыслителей он, по мнению критика, «бесспорно, один из самых интересных и современных», заслуживающих звание «духовно прогрессивного реакционера» [Там же, с. 240].
О религиозных взглядах Леонтьева Франк говорил, что Бог для философа – «только грозный властитель и судья», и что вся религиозность Леонтьева «сводится к жестокому аскетизму, к душевной борьбе» [Там же, с. 239].
Современные исследователи творчества Леонтьева обращают внимание на «обостренное эстетическое чувство» критика, которое позволило ему предопределить один из главных вопросов современности: «Сохранится ли своеобразие наций, культур, государств в условиях нарастающего движения Европы к однообразию культурных идеалов» [3, с. 9]. Не случайно Леонтьев размышлял о недопустимости такого исторического развития России, которое «увлекло бы ее на антикультурный, гибельный путь» [Там же].
Сам Леонтьев также вел активную переписку и полемизировал в своих работах со многими представителями философской мысли. В статье «О всемирной любви» (1880) он называл Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского представителями «розового христианства», критиковал их за «сентиментальное» понимание христианства «как религии любви, всепрощения». Вообще, творчество Достоевского неоднозначно оценивалось Леонтьевым. О героях произведений Достоевского он писал, что они производят «потрясающее, глубокое впечатление», что «„без преступлений и наказаний” они пребывали бы, наверное, в пустой гордости или зверской грубости… без страданий не будет ни веры, ни на вере в Бога основанной любви к людям; а главные страдания в жизни причиняют человеку не столько силы природы, сколько другие люди» [5, с. 177].
Произведения Достоевского критик считает необходимыми для современного общества: «Его искренность, его порывистый пафос, полный доброты, целомудрия и честности, его частые напоминания о христианстве – все это может в высшей степени благотворно действовать на читателя» [Там же, с. 178]. Однако Леонтьев не верит в торжество «всеобщего блага и примирения» в произведениях Достоевского, считает, что «всеобщее примирение – идеал западного демократического движения, основанный на абсолютной вере в человека». Всеобщей гармонии, декларируемой Достоевским, писатель противопоставляет «гармонический закон вознаграждения», допускающий политическое и сословное неравенство, так как на земле возможна только одна гармония – «взаимное восполнение противоположностей», такие колебания горя и неожиданных утешений, когда одним будет лучше, другим станет хуже» [Там же, с. 183].
Своеобразным откликом на «Легенду о Великом инквизиторе» Ф. М. Достоевского можно считать отрывок из статьи Леонтьева «Над могилой Пазухина» (1891), посвященной Александру Дмитриевичу Пазухину (1845–1891) – русскому общественному деятелю и историку. Сам Леонтьев отмечал, что в статье «позволил себе сказать даже нечто большее и совершенно противное преобладающему течению мнений и дел в XIX веке» [4, с. 99].
В начале статьи Леонтьев упоминает А. Д. Пазухина и Д. А. Толстого как выдающихся государственных деятелей. Размышляя над современной ситуацией, писатель утверждает, что «правильные, здравые, целительные чувства и понятия» в русском народе расцветают, но и силы «космополитической пошлости» не дремлют, все глубже пуская корни, не хотят сдаваться [Там же, с. 93]. Влияние оказывает и революция, пытающаяся все «сравнять в однообразии „среднего” человека», что неминуемо ведет, по мнению Леонтьева, к катастрофе.
Далее автор рассказывает о некоей рукописи – поучении епископа и затворника Феофана «Отступление в последние дни мира». В поучении аскет высказывает свое мнение по поводу православной монархической власти и рассказывает о пришествии антихриста. По мнению Феофана, со временем все больше будет возрастать «неверие и разноверие», у каждого будет своя вера, и, как считали древние святители, единственною силою, которая будет противостоять явлению антихриста, станет Римское Царство. В наше время под Римским Царством нужно понимать царскую власть вообще. Именно царская власть, «имея в своих руках способ удерживать движения народные и держась сама начал христианских», не допустит уклонение народы от веры [Там же, с. 97].
Пока царская власть будет сдерживающей силой, антихрист не явится, потому что главное дело его – «отвлечение всех от Христа». Но если повсеместно «заведут самоуправство, республики, демократию, коммунизм», это создаст благоприятные условия для дьявола, откроет простор для его «действования». Это, по мнению автора, подтверждает и опыт французских революций, когда некому было препятствовать распространению антихристианских взглядов и сказать veto. В доказательство он приводит слова св. Златоуста, который также представлял «Царскую власть» в виде Римского государства и предрекал, что с прекращением царской власти «придет антихрист; а до тех пор, пока он будет бояться этого государства (т. е. Царской власти), никто скоро не подчинится антихристу» [Там же, с. 98].
Конечно, народ и сам в состоянии сохранить свою веру, но трудно представить, что со временем она будет возрастать и укрепляться. Это уменьшение благочестия и последующее господство зла на земле предречено и Спасителем: «Подай только кто-либо влиятельный пример или голос сильный, и отступление от веры начнется». Этим примером и станет антихрист. Однако пока время его не пришло, «еще не взяли перевес неверие и нечестие, еще много веры и добра в роде человеческом» [Там же]. Какое же отношение этот рассказ имеет к современности, к деятельности Д. Толстого и А. Пазухина? Республика даст «чрезмерную личную свободу», что приведет к безбожию, «к торжеству антихристианских начал», потому что не будет уже никакой сдерживающей силы, способной противостоять разрушению веры.
Антихрист, по мнению К. Леонтьева, это «могущественный человек, который возьмет в свои руки все противохристианское, противоцерковное движение» в случае падения Царской власти. Для предотвращения этого необходимо, чтобы монархия опиралась не на простой народ, не на «своекорыстные, страстные, глупые, подвижные, легко развратимые» массы его, а на прочные сословные ступени как на опоры для создания долговечной монархии. Для государства, для прочности веры необходима, по мнению автора, не демократия, а неравноправие людей и сословность: «Мы видели в истории долговечные, сильные, цветущие республики, более или менее аристократические; мы не видали долговечных демократических монархий» [4, с. 99]. Все долговечные монархии – английская, французская – имели одну общую черту – «неравноправность».
Для спасения огромного числа христианских душ и самой Церкви, по мнению многих духовных мыслителей, в том числе и епископа Феофана, необходим могущественный Царь, который «в силах надолго задержать народные толпы на (неизбежном, впрочем) пути к безверию и разнородному своеверию». Он будет заботиться о земном и о небесном, спасая людей на земле, он увеличит число избранных «и для Небесного царства». Всякий, считает автор, кто заботится о сословной неравноправности здраво, служит, в конце концов, делу спасения христианской души.
Последние политические события, по мнению Леонтьева, расшатывают основы государственности: «В умах наших… смута; в чувствах наших –усталость и растерянность. Воля наша слаба; идеалы слишком неясны. Ближайшее будущее Запада – загадочно и страшно». Народ же русский – «пьян, лжив, нечестен» и пристрастился в последнее время к своевольной свободе. Писатели также во многом проявляют слабость, фарисействуют и лгут в своих произведениях, «пишут одно, а думают и делают другое». Духовенство – едва пробуждается от «векового сна». Что же нужно, чтобы русский народ стал истинным народом-богоносцем, каким его хотел видеть Ф. М. Достоевский, а не «богоборцем», что может вскоре произойти?
Выход Леонтьев видит в том, что необходимы строгие ограничения, контроль, сдерживание, «новое и твердое расслоение общества», так как «при меньшей свободе, при меньших порывах к равенству прав будет больше серьезности». В заключение мыслитель делает вывод, что «замедление всеобщего предсмертного анархического и безбожного уравнения… необходимо для задержания прихода антихриста» [Там же, с. 103].
Таким образом, К. Н. Леонтьев в статье «Над могилой Пазухина» предлагает свое видение вопросов, поднятых Ф. М. Достоевским в «Легенде о Великом инквизиторе». В современном мире, считает философ, под Римским царством должно понимать царскую власть, монархию. Именно она призвана ограждать человечество от «дьявольских искушений». С падением царской власти, предостерегает он, придет антихрист: народы уже ступили на путь «антихристового прогресса», и чтобы помешать влиянию антихриста, то есть того «могущественного человекa, который возьмет в свои руки все противохристиaнское, противоцерковное движение», необходимa сильнaя цaрскaя влaсть.
ЛИТЕРАТУРА
- Бердяев, Н. А. К. Леонтьев – философ реакционной романтики / Н. А. Бердяев // Личность и творчество Константина Леонтьева в оценке русских мыслителей и исследователей: антология: в 2 кн. / изд. подгот. А. П. Козырев, А. А. Корольков. – СПб.: Изд-во РХГИ, 1995. – (Русский путь). – Кн. 1: 1891–1917 гг. / вступ. ст. А. А. Королькова; сост., послесл. и примеч. А. П. Козырева. – С. 208–234.
- Кантор, В. К. Леонтьев: христианство без надежды, или Трагическое чувство бытия / В. Кантор // Вопросы литературы. – 2011. – № 4. – С. 341–397.
- Корольков, А. А. Константин Леонтьев и судьбы культуры / А. Корольков // Константин Леонтьев: pro et contra: антология: в 2 кн. – Кн. 1: Личность и творчество Константина Леонтьева в оценке русских мыслителей и исследователей 1891–1917 гг. – СПб.: РХГИ, 1995. – С. 7–13.
- Леонтьев, К. Н. Над могилой Пазухина / К. Н.Леонтьев // Антихрист: антология / авт.-сост. А. С. Гришина, К. Г. Исупова. – М.: Высш. шк., 1995. – С. 92–109. – (Из истории отечественной духовности).
- Леонтьев, К. Н. О всемирной любви. Речь Ф. М. Достоевского на Пушкинском празднике / К. Н. Леонтьев // К. Леонтьев, наш современник / сост. Б. Адрианов, Н. Мальчевский. – СПб.: Изд-во Чернышёва, 1993. – С. 169–200. – (Русь многоликая).
- Розанов, В. В. О Константине Леонтьеве / В.В. Розанов // О писательстве и писателях / под общ. ред. А. Н. Николюкина. – М.: Республика, 1995. – С. 651–658.
- Соловьев Вл. Памяти К. Н. Леонтьева / Вл. Соловьев // Константин Леонтьев: pro et contra: антология: в 2 кн. – Кн. 1: Личность и творчество Константина Леонтьева в оценке русских мыслителей и исследователей 1891–1917 гг. – СПб.: РХГИ, 1995. – С. 20–27.
- Франк, С. Л. Миросозерцание Константина Леонтьева / С. Л. Франк // Константин Леонтьев: pro et contra: антология: в 2 кн. – Кн. 1: Личность и творчество Константина Леонтьева в оценке русских мыслителей и исследователей 1891–1917 гг. – СПб.: РХГИ, 1995. – С. 235–240.
Ярошевская А. В. «Легенда о Великом инквизиторе» Ф. М. Достоевского в контексте экзистенциального мировосприятия К. Н. Леонтьева
В статье рассматриваются философские взгляды выдающегося русского философа-экзистенциалиста К. Н. Леонтьева, чье имя долгие годы было незаслуженно забыто; приводятся отзывы В. В. Розанова, Н. А. Бердяева, В. С. Соловьева, С. Л. Франка о значении его личности и творческого наследия. Автор обращает пристальное внимание на то, каким образом мыслитель трактует вопросы, поднятые Ф. М. Достоевским в «Легенде о Великом инквизиторе».
Ключевые слова: К. Н. Леонтьев, философские взгляды, философия Ф. М. Достоевского, речь «Над могилой Пазухина», «Легенда о Великом инквизиторе».
Yaroshevskaya A. V. “The Legend of the Grand Inquisitor” F. M. Dostoevsky in the Context of K. N. Leontiev’s Existential Worldview
The article deals with the philosophical views of the outstanding Russian philosopher-existentialist K. N. Leontiev, whose name has been forgotten for many years; reviews by V. V. Rozanov, N. A. Berdyaev, V. S. Solovyov, S. L. Frank about the significance of his personality and creative heritage are given. The author pays close attention to the way the thinker interprets the questions raised by F. M. Dostoevsky in The Legend of the Grand Inquisitor.
Key words: K. N. Leontiev, philosophical views, philosophy of F. M. Dostoevsky, speech “Over the Pazukhi’s Grave”, “Legend of the Grand Inquisitor”.